Обратная перспектива
Шрифт:
– Кто? рост? вес? – Но там уже брякнули трубкой.
С букетом гвоздик, цивильно одетый, при галстуке, Саня подрулил к подъезду. Бережно забрал у сестрички сверток, опустил металлический рубль в оттопыренный, как водится, карман. И на радостях не заметил лица жены.
А дома, распеленав, и сам такое вытянул.
– Может, подменили? – через час встрепенулся он.
Саша молча предъявила бирку.
«Уж лучше б негр какой родился», – по отчаянью не подумал Саня.
– А что врачи говорят? – еще через час сообразил спросить.
– Что
– Вроде летающих тарелок? – сдуру вырвалось у него.
Саша зыркнула с укором и надолго расплакалась.
Уж явление. В мире любопытных фактов это интересно знать, о чем писали газеты сто лет назад. «Жительница нашего города, жена слесаря 6-го разряда вчера родила автомобильное колесо». Их нравы. Колесико, правда, маленькое и накачано вполсилы, но как всамделишное: покрышка, камера, колпак крестом. Припомнили, что и живот был какой-то не такой, и не стучало там, а вроде как посвистывало. Задним-то умом.
На звонок из центральной клиники ответил не своим голосом:
– Здесь такая не проживает, – и провод с мясом рванул.
Колесо забросил на антресоли – и не видеть, и не вспоминать. Да где там! Саша переменилась, не подпускает к себе, Саня прикоснуться боялся. Так и лежали на одной тахте поодаль, будто врозь. Только что в один потолок смотрели.
– Слышь, беру сегодня инструмент, – заговаривал он, – ну, с антресоли, надо было… так это…
– Прекрати, не напоминай!
– …вроде как подросло.
– Не выдумывай.
– Я стоймя тогда ставил, а тут на бок упало, не вмещается.
– Ну-ка, покажь.
– И вроде как от «запорожца». – Тут Саня сообразил: – Во кайф! У меня давно резина лысая.
Саша села на тахте.
– Саня, только как на духу, ты о чем тогда думал?
– Когда?
– Ну после как меня задавил?
– Почем я помню.
– Не крути!
– О тебе думал. Как же так, думаю, чуть собственную жену собственной машиной…
– Собственник нашелся тоже. А еще?
– Жалел тебя. Разве упомнишь!
– Саня, как на духу! – Взгляд стал, будто у нее попросили жалобную книгу.
– Ну…
– Машину тоже жалел? Что резина лысая? Саня дрогнул:
– Ну, может… маленько.
– Петя! – Она всегда называла мужа так, когда хотела выразить отношение.
Только Саня уже смекнул:
– А ты?
– Я! – Саша всхлипнула (жалобную книгу пришлось-таки выдать). – Все тупая эта морда перед глазами, и колеса так и наезжают, так и наезжают…
– Знаешь, – вновь осенило его, – давай подумаем вместе о ребеночке?
– Иди ко мне… – Она, видно, тоже соскучилась.
Соскучишься тут! Как ни береглась, как ни пила соки, ела фрукты-овощи – через девять месяцев родился пупс. Ручки, ножки, глаза открывает и уже «мама» говорит, спиногрыз. Рановато.
Саня не пошел вразнос только потому, что еле успевал от профессоров отбиваться. Те
– Нет. Уехала к родителям. Отдыхает в санатории. Посадили за растрату.
Подействовало.
Только пришла беда – отворяй ворота. Саше в магазине какая-то стерва жалобу накатала. Сытый голодного не разумеет. У самих-то такого не рождается.
– Все ты накаркал! Посадили, посадили.
– Ну ладно, что ты. У многих вообще ничего не рождается.
А ведь верно! И чем, если разобраться, не жизнь, когда все, что пожелал, родить можно?
– Нет уж! – поначалу не соглашалась Саша. – Больше я в роддом ни ногой.
– Выпишем бабку из Старой Руссы. Она там знатная повитуха.
Родителям не сообщали с первого раза, думали – сюрпризом. Был бы им сюрприз. Но бабку ради такого случая можно было рискнуть пригласить.
– Давай, к примеру… – задумался Саня, – цветной телевизор. «Футбол-хоккей по цветному – кайф!»
– Интересно выходит: колесо – тебе, телевизор – тебе, – раскусила Саша. И не согласилась еще и принципиально: должен же он осознать, кто тут главное лицо. – Для начала родим мне кожпальто. Австрийское.
Колесо маленько не доросло, но Саня смолчал: подумает – обвиняет.
На всякий роток не накинешь платок. Сашу вызвал завмаг.
– Говорят, снова собираетесь по декрету? Видите ли, Саша, если б… А то у вас (ну все насплетничали девки!) какой-то предмет…
– А я что – так и должна с предметом за прилавком таскаться? Я не человек, да? Продавщица?
– Нет, мы вас ценим…
– Ага. Премии как раз лишили.
– Так ведь по жалобе.
– И еще будут!
Сговорились за свой счет. Ко времени выманили старорусскую бабку.
– И правильно, внушеньки, – шелестела она. – Враши ой недюжи ныне. А ты, голубушка, не бойша, я воробей штреляный!
– Ты сама, бабуль, если что, не бойся.
Среди ночи бабка растолкала Саню.
– Шкорей, воду штавь, полотенеч неши! И ношу не вышовывай!
Он и не высовывал, пока не услыхал крик. Подхватил заготовленный нашатырь и стремглав в комнату.
Саша, довольная, лежала на тахте. Бабка валялась на полу – не понять какая. И на старуху бывает проруха. Нашатырь помог, а когда объяснили, она с ходу просекла ситуацию:
– Внушенька, родила б мине жубы, а? Я бы жа тебя век Богу молилашь.
Саня вступился за жену:
– Побойся своего Бога! Тут девять месяцев жизни. Де-вять! Тебе-то сколько уж стукнуло?
Пальто вышло небольшое пока. Пупсу в самый раз. Ну, отвисится – подрастет, еще не вечер.
Хуже, что бабка растрезвонила, и пошли письма с намеками от родичей. Думают, в городе кисельные берега и молочные реки. Попробовали б сами. В магазине тоже стали приставать. Смехом вроде: той сафари, той пуссер, Зинка даже – «панасоник», как язык повернулся. Один с сошкой, семеро с ложкой. Она отрезала, что Саня в фирме ни бум-бум, тогда поутихли.