Обратно в ад
Шрифт:
— Вы что-то ещё хотите сказать? — поинтересовался капитан, видя моё замешательство.
— По поводу того происшествия вчера вечером. — вспомнил я. — Вы убили гражданских. Я считаю это не правильно.
— Что ж, можете считать всё, что угодно, — равнодушно произнёс Оболенский.
— И что, это нормально? Вот так просто убивать людей, которые, может, вообще к этой войне непричастны?
Глаза Оболенского секунд пять сверлили меня пустым взглядом. Капитан просто не мог понять, о чём я говорю.
— Да, я считаю, это нормально, — произнёс он, наконец, и добавил, — в данном
Оболенский явно ничего не собирался мне объяснять.
— Когда вы приказали схватить и допросить тех людей, вы ведь уже знали, что убьёте их.
— И? Мы занимаемся важным делом, а вы забиваете голову всякой, простите, ерундой, хотя, казалось бы, уже участвовали в войне раньше…
— Раньше я в таком не участвовал, — перебил я. — Я не занимался уничтожением мирных жителей. И никто на памяти моей таким не занимался. Думаю, я должен буду поставить в известность подполковника. Это — нарушение международных соглашений. Да, война — есть война, но истреблением мирных жителей… Нет, это не лезет ни в какие рамки.
— Ставьте, — пожал плечами капитан. — Поверьте, мне совершенно всё равно. Скажу даже больше: подполковнику тоже всё равно. Никому нет и не будет дела до двух дохлых простолюдинов. А если вы хотите продолжить службу, советую меньше забивать голову столь несущественными вещами. Пока вы показывали себя с выгодой стороны. Хотелось бы, чтобы так было и впредь. У вас есть все данные, чтобы быстро пойти на повышение: происхождение, сила, навыки. Но ваши странные суждения могут стать проблемой. Подумайте на досуге. А теперь идите спать. Времени мало.
Капитан отправился к месту отдыха.
— Часто вы такое делали? — спросил я вдогонку. — Убивали безоружных людей?
— Случалось, — капитан обернулся. — Идите отдыхать, сержант. Это приказ.
Кажется, лишь сейчас передо мной открылась вся истина о том, что такое спецотряд. Это не только экзотическая тусовка для знатной молодёжи, но и подразделение хладнокровных убийц, которым плевать, кто перед ними: безоружный человек, женщина, ребёнок. В тех, кто остаётся здесь, умирает всё человеческое, если конечно, оно в них было прежде. Война оскотинивает даже обычных людей, что говорить о тех, кто и раньше считал себя высшим существом?
Я задумался: смогу ли однажды стать таким же? Да, это было вероятно. Но хотел ли я?
С этими мыслями и уснул.
Оставшийся путь я много думал о словах Оболенского. Они казались ужасными, а ещё более ужасным казалось отношение капитана к человеческим жизням. И речь ведь шла не о врагах, не о солдатах, с которыми мы воюем. У меня пока были некие внутренние границы, через которые я не хотел бы переступать, у капитана — нет.
Мы опять брели через заросли. Обошли поле с самоходками и под вечер оказались в местах, где должны были находиться наши части. Но наших тут не было, зато доносились звуки идущих неподалёку боёв.
В деревеньке, через которую пролегал наш маршрут, наткнулись на миномётную батарею повстанцев. Прямо на дороге рядком стояли тяжёлые колёсные миномёты, преграждая нам путь. Солдаты суетились, заталкивая мины в стволы. Эта встреча стала сюрпризом как для них, так и для нас.
Перестрелка
Задерживаться не стали — побежали дальше. По нам кто-то открыл огонь, когда пересекли одну из улиц, но мы не собирались ввязываться в бой. Приоритетом было как можно скорее добраться до своих.
Переправились по мосту через речушку и, свернув с дороги, углубились в сосновый лес, скрывшись под пологом сгущающихся сумерек.
Мы продолжали путь, но позиции регулярной армии СРК так и не нашли. Лес был совершенно пустым.
Спустя часа два брожения в сосновой чаще, наткнулись на дачные участки. Небольшие деревянные домики боязливо выглядывали из-за раскидистых яблонь и прочих фруктовых деревьев. Мы брели между ними в кромешной тьме, включив ночное зрение на наших приборах. Далеко позади ухали орудия, а здесь царила тишина. Однако следов от попаданий снарядов встречалось так много, словно недавно тут шёл бой: то завалившаяся яблоня встречалась, то обрушившийся дачный домик, то просто воронки в огородах.
Шли осторожно. Вслушивались в тишину, которая была здесь зловещей и пугающей. В зеленоватом свете ночного зрения я увидел фигуру, что стояла за ближайшей оградкой. ЦУ не сработал, и я решил, что это — очередной глюк.
— Движение, — Паша поднял ствол ручного пулемёта и направив в сторону, где только что я видел призрака. Теперь там никого не было.
— Ничего не вижу. Где? — произнёс Акула, вскинув карабин.
— Исчез, — озадаченно произнёс Паша. — Я видел. Там кто-то есть.
— Кто-то из местных, — лениво промямлил Оса, осматриваясь по сторонам.
— Где видел? — капитан передёрнул затвор автомата. — Там? Проверить дом.
Дверь была не заперта. Я и Акула вошли внутрь и осмотрелись, другие прочесали прилегающий участок и ближайший огород. В доме оказалось пусто. Оболенский передал по рации, что всё — чисто и приказал продолжать путь. Мы с Акулой вышли на улицу.
Вдруг — стрельба. Затарахтел пулемёт Паши Жирнова. Мы бросились к нему.
Паша стоял перед кустами смородины, по которым только что выпустил длинную очередь.
— Что случилось? — спросил я.
— Там кто-то был. Я видел, — Паша судорожно озирался.
— Кто? Что конкретно ты видел?
— Не знаю… Но я точно кого-то видел.
— Призрака что ли? — усмехнулся Акула. — Или оленя.
— Не знаю, ЦУ его не засёк, но там был человек, — Паша волновался, но старался говорить твёрдым голосом.
— Я кого-то видел, — крикнул Макс, подбегая к нам. — Там за деревьями что-то мелькнуло. ЦУ не работает. Тут какая-то хрень творится.
Капитан тоже явился на стрельбу, но разбираться не стал — сказал, что тут никого нет и велел двигаться дальше. Говорил Оболенский обычным спокойным тоном, но мне показалось, что в голосе его звучат тревожные нотки. Впрочем, возможно, я просто выдавал желаемое за действительно. Но то, что глючит не только меня — это был очевидный факт.