Обратные адреса
Шрифт:
Елизар Власович поинтересовался, довольны ли люди "Интегралкой" и какие больше всего берут товары, на что продавец сказал:
– А что им недовольными быть? Они ведь сроду не видели того, что даем им в обмен на пушнину. Пожалуйста, бери, что душа пожелает!
– И, помолчав, с иронической улыбкой произнес: - Сами знаете, какой тут народец. На моей памяти время, когда они сахар покупать боялись, уговаривать приходилось...
– Ну, это вы зря так говорите, - возразил Тимкин.
– Что было, то уж давно быльем поросло. Нас и послали сюда, чтобы мы их выводили
Поняв, что перехлестнул, продавец погасил улыбку и сказал как можно сдержанней:
– А что, разве не выводим на новый путь?
– И вскинул глаза на Елизара Власовича.
Тимкин перехватил их блудливый, с затаенной хитростью взгляд и опять подумал: "Точно как у Купчика, и глаза, и шрам поперек лба, а то, что отпустил себе длинные, как у Тараса Бульбы, усы, мало что изменило. Но голос какой-то другой, не Купчика". А когда они снова заговорили, Елизару показалось, что и голос тоже его.
И с этой минуты уже не мог отделаться от мысли, что перед ним ненавистный палач из "поезда смерти" Рыскулов-Купчик.
Однако нужно было обладать выдержкой и силой воли Елизара Власовича, чтобы не выдать своего волнения, хотя все внутри у него напряглось, натянулось как струна, и вот-вот, казалось, она лопнет и с губ у него сорвется: "Купчик!"
Только теперь Тимкин приметил, что на стене висит двустволка, и решил выяснить, нет ли в магазине еще других ружей.
– Ружья для охотников регулярно поступают к вам?
– Поступают...
– Вижу, только одно-единственное висит для продажи.
– Было десять штук, разобрали охотники. Только одно и осталось, но не залежится. Не сегодня-завтра заберут и его.
– Надо бы и мне ружьишко приобрести, - как можно спокойней сказал Тимкин.
– А то мотаешься по тундре с кочевки в кочевку, а голыми руками при случае что сделаешь? Пока ехал в Атой, волки дважды дорогу перебегали. Было бы с собой ружье, чувствовал бы себя уверенней. Ладно хоть волки дальше ушли, а ведь могли и напасть!
– И поинтересовался: - Сколько такое ружье стоит?
– На деньги не продаем...
– Это я понимаю, а сколько, скажем, хвостов чернобурки за него отдать нужно?
– Десять высшего сорта.
– И пояснил: - Чтобы покровный волос у шкурки был черный, блестящий; подпушь - темно-аспидного цвета; белые кольца на ости - широкие, с черными длинными концами и стлались бы равномерно по зеркалу шкурки; правильное расположение серебра должно дать ярко выраженный рисунок, покрытый, будто тончайшей сеточкой, нежнейшей вуалью; длина шкурки от кончика носа лисицы и до репицы хвоста не должна превышать восемьдесят сантиметров. Первостепенное значение имеет и так называемый ремень: он должен быть черным, плотным, шириной в два пальца и тянуться по пушистому хвосту не расплываясь...
– И спросил: - Как, найдутся у вас такие шкурки?
"Вот подлец, все до тонкости изучил", - отметил про себя Тимкин и сделал над собой еще большее усилие, чтобы не дать лопнуть струне.
– Придется уж в другой раз, - сказал тихо Елизар Власович.
– Пожалуйста, оставлю для вас ружьецо. Нигде такого не купите.
– А можно взглянуть?
– Отчего ж, можно, - сказал продавец и, сняв со стены ружье, передал Тимкину.
Елизар, подержав ружье, переломил его, открыл каналы стволов и заглянул сперва в один, потом во второй; взвел курки, проверил силу пружин. Занятый осмотром ружья, искоса, незаметно поглядывал на продавца, который тоже с интересом наблюдал за Тимкиным. Елизару даже показалось, что тот узнаёт его, и стал мысленно сравнивать, как он выглядел, когда мальчишкой попал в "поезд смерти", и как выглядит теперь, да еще в очках, и убедился, что узнать его, Тимкина, невозможно. Зато сам он с каждой минутой все более убеждался, что перед ним действительно Степан Рыскулов, по кличке Купчик.
– Отличное ружьецо, - сказал он наконец, прервав томительное молчание.
– Не худо бы пострелять, узнать, каков у него бой. Нет ли готовых патронов?
– Найдутся, - ответил тот и достал из ящика стола четыре патрона. Выйдите на крыльцо, испробуйте бон.
Взяв у него патроны, два Тимкин сунул себе в карман, а двумя зарядил двустволку и захлопнул каналы стволов.
Вышел на крыльцо, сделал один выстрел в воздух, выбросил стреляную гильзу и на ее место вложил новый патрон; постоял, подумал, вернулся в магазин и, не дав продавцу опомниться, в упор наставил на него ружье.
– Ни с места, Купчик! Руки вверх! При малейшей попытке к сопротивлению буду стрелять!
Купчик от неожиданности вздрогнул, хотел попятиться, но Тимкин повторил:
– Ни с места! Стреляю!
– И уже чуть было не нажал на спусковой крючок, но Купчик поднял руки.
– Так вот где ты, палач, сховал свою шкуру! А ну-ка вспомни, как ты в "поезде смерти" отца моего сгубил, вспомни, как ты меня, мальчишку, кидал на пол и бил ногами в живот!
– Елизар еще многое другое хотел напомнить Купчику, но не стал.
– Доставлю тебя куда нужно, там во всем разберутся. И прикрикнул: - А ну-ка выходи из магазина!
И Купчик подчинился.
Тут из стойбища стали сбегаться люди. Заметив среди бегущих старого пастуха Тулдона, Тимкин подозвал его:
– Тулдон, запри, пожалуйста, магазин, там на дверях замок с ключом висит.
Тулдон, не говоря ни слова, побежал к магазину, запер дверь на большой висячий замок и ключ передал Тимкину.
– Тулдон, оседлай оленя и приведи сюда!
Минут через десять эвенк привел в поводу оседланного оленя.
– Садись, Купчик, на укчака, быстро! Езжай вперед, не оглядывайся!
Когда Купчик выехал на дорогу, за ним тронулся на своем укчаке Тимкин.
– Друзья мои, - сказал он эвенкам.
– Дня через три-четыре вернусь и обо всем расскажу вам.
– И к Тулдону: - И оленя твоего пригоню обратно.
Предстоял неблизкий путь. Только к вечеру Елизар Власович рассчитывал добраться до поселкового Совета, однако Тимкина это не страшило. У него в руках было заряженное двумя патронами ружье и один патрон в запасе, и при малейшей попытке Купчика к бегству Тимкин не станет гнаться за ним.