Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси
Шрифт:
Начало феодальной войны совпало с другими тяжелыми бедствиями для Руси. Летописи говорят о страшной эпидемии («Мор бысть велик»), свирепствовавшей в 1425 г. и в следующих годах в Великом Новгороде, Торжке, Твери, Волоколамске, Дмитрове, Москве «и во всех градех русских и селех» [2197] . В это время погибло много трудового населения, городского и сельского. И вот на русский народ обрушилась еще одна беда — губительная по своим последствиям княжеская усобица.
2197
ПСРЛ, т. XVIII, стр. 168; т. V, стр. 263; т. VI, стр. 143; т. VIII, стр. 93; т. XII, стр. 6–7; т. XX, стр. 233; т. XXIII, стр. 116.
Как только умер Василий I, митрополит Фотий в ту же ночь послал своего боярина Акинфа Аслебятева в Звенигород за Юрием Дмитриевичем, который, очевидно, должен был принести в Москве присягу своему племяннику. Но Юрий отказался прибыть в Москву, а отправился в Галич, где начал готовиться к войне с Василием II. Чтобы выиграть время для
2198
ПСРЛ, т. XVIII, стр. 167.
Узнав о военных приготовлениях Юрия Дмитриевича, московское правительство постаралось перехватить у него инициативу. Московское войско выступило по направлению к Костроме. Тогда Юрий удалился в Нижний Новгород, где и укрепился «с всеми людьми своими» [2199] . Возможно, что он рассчитывал на поддержку тех нижегородских феодалов, которые стремились к восстановлению самостоятельности Нижегородского княжества. Вслед за ним двинулись вооруженные московские силы под предводительством, по одним данным, удельного князя Константина Дмитриевича [2200] , по другим — Андрея Дмитриевича [2201] . Но столкновения между московской и галицкой ратями не произошло, — почему, — об этом летописи говорят по-разному. Те летописные своды, которые приписывают руководство московскими вооруженными силами князю Константину Дмитриевичу, указывают, что Юрий, «убояся» его, бежал со своей ратью за реку Суру, а Константин не смог перейти через реку и, постояв несколько дней на ее берегу, повернул в Москву. В тех сводах, в которых руководителем войска, преследовавшего Юрия Дмитриевича, назван князь Андрей Дмитриевич, говорится в неясной форме, что он «брата князя Юрья не дошед, да воротился» [2202] . А в Устюжском летописном своде имеется указание на то, что Андрей, выступая официально на стороне московского великого князя Василия II, тайно действовал в интересах Юрия Дмитриевича («и князь Ондреи, норовя брату своему болшему князю Юрью, не дошед, воротись») [2203] . Допустить наличие тайного сговора братьев покойного Василия I против их племянника вполне возможно.
2199
Там же.
2200
ПСРЛ, т. VIII, стр. 92; т. XII, стр. 2–3; т. XVIII, стр. 167.
2201
ПСРЛ, т. V, стр. 263; т. VI, стр. 143; т. XX, стр. 233.
2202
ПСРЛ, т. V, стр. 263.
2203
УЛС, стр. 73. См. также диссертацию В. Н. Бочкарева.
Так или иначе Юрий на этот раз избежал сражения с московской ратью и вернулся через Нижний Новгород в Галич. Оттуда он направил в Москву предложение о заключении между ним и Василием II перемирия на год. Вопрос этот разбирался в Москве на специальном совещании под номинальным председательством великого князя, с участием его матери Софьи Витовтовны, митрополита Фотия, удельных князей Андрея, Петра и Константина Дмитриевичей и ряда «князей и бояр земли…» На совете было решено добиваться от Юрия согласия на заключение не перемирия, а прочного мира и с этой целью отправить в Галич митрополита Фотия. Решение это было согласовано с великим литовским князем Витовтом, с которым московское правительство стремилось поддерживать союзные отношения.
О дипломатической поездке Фотия в Галич в летописях имеются интересные данные. Желая продемонстрировать перед митрополитом свою мощь, Юрий Дмитриевич вышел к нему навстречу с представителями галицкой феодальной аристократии («с детми своими, и с бояры, и с лучьшими людьми своими»). Кроме того, Юрий собрал большое количество торгово-ремесленного населения городов Галицкого княжества и местных крестьян и велел всем им стать на горе, там, где должен был въехать в город митрополит. «…А чернь всю събрав из градов своих и волостей и из сел и из деревень, и бысть их многое множество, и постави их по горе от града с приезда митрополича, кажа ему многых людей своих». Очевидно, Юрий хотел наглядно показать Фотию, сколь сильна его опора в широких массах местного населения. Но на митрополита, по рассказу летописи, эта демонстрация не произвела впечатления или он сделал вид, что нисколько не удивлен количеством встретивших его людей. Он, судя по летописи, даже с иронией отнесся к попытке Юрия поразить его численностью войска, которое тот может выставить. «Князь бо хотя явитися, яко многы люди имея, святитель в глум сих вмени себе». Поскольку многие из встречавших Фотия были одеты в сермяжьи одежды, митрополит фиксировал внимание на этом обстоятельстве и насмешливо заметил галицкому князю: «сыну, не видах столько народа в овчих шерстех» [2204] .
2204
ПСРЛ,
Какие выводы можно сделать из приведенного рассказа? Ясно, что, выступая против московского великого князя, князь галицкий рассчитывал на поддержку не только своих бояр, но и широких кругов горожан, наконец, сельского населения. И, вероятно, подобные расчеты имели под собой какую-то реальную почву. Хозяйственная замкнутость Галицкого княжества определяла известную консервативность жителей местных городов, способствовала сохранению элементов патриархальности в отношениях между ними и галицкими князьями. Галицкие посадские люди были в известной мере заинтересованы в том, чтобы помешать проникновению в пределы Галицкого княжества московских феодалов и купцов, которые становились их конкурентами, заводя здесь промыслы, торги. Захваты земель в Галицком уделе московскими боярами сопровождались углублением здесь крепостнических отношений. Поэтому местные крестьяне, недовольные усилением феодального гнета» вероятно, до известной поры поддерживали галицких князей. Хотя те боролись с московской великокняжеской властью за свои собственные политические интересы, в глазах крестьян эта борьба воспринималась как борьба за улучшение их положения, за возвращение порядков, которые существовали до усиления Московского княжества, сопровождавшегося ростом крепостничества. Трудно допустить, что галицкие князья вели войну с великим князем московским в течение почти тридцати лет, действуя в союзе только с теми или иными группами феодалов, не имея более широкой социальной базы, на которую они могли бы опереться.
Как надо оценить отношение митрополита Фотия к демонстративно построенной перед ним князем Юрием «черни»? В словах митрополита, приведенных летописями, чувствуется презрение духовного феодала к людям труда, к людям, просто одетым и пахнущим овечьею шерстью. Но «глум» Фотия прикрывал собою страх, хотя он дипломатично попытался не обнаружить состояние страха перед князем Юрием.
Во время дипломатических переговоров московского митрополита с галицким князем обе стороны не сразу пришли к обоюдному соглашению. Фотий настаивал на том, чтобы Юрий оформил с Василием II мирный договор. Юрий соглашался только на заключение перемирия. Споры приняли настолько острый характер, что митрополит даже покинул Галич, «не благословив» Юрия «и града его», но затем по просьбе галицкого князя возвратился обратно. В конце концов Юрий обещал прислать в Москву своих бояр для мирных переговоров и торжественно отпустил митрополита.
Для оформления договора Юрия с Василием 11 в Москву явились бояре первого — Борис Галичский и Даниил Чешко. Мир был заключен с условием, что решение вопроса о том, кому быть великим князем (Юрию или Василию), соперники передадут ордынскому хану: «которого царь пожалует тъ и будеть князь великии владимерьскыи и Новугороду Великому и всей Руси…» [2205] Юрий явно хотел вернуться к тем порядкам, при которых любой князь мог рассчитывать получить от хана ярлык на великое княжение. Если московское правительство соглашалось решить вопрос о будущем великом князе подобным путем, то, очевидно, делало это потому, что рассчитывало на дипломатическую победу над Юрием на ханском суде. Добиться такой победы можно было и при помощи денежных средств и посредством политического влияния на отдельные группы ордынских феодалов.
2205
ПСРЛ, т. XVIII, стр. 168.
О дальнейших междукняжеских взаимоотношениях до начала 30-х годов XV в. в летописях почти нет данных. Их отчасти восполняет материал княжеских договорных грамот. Так, до нас дошел договор Василия II с Юрием Дмитриевичем, заключенный князьями в 1428 г. [2206] Из него мы узнаем, что и после княжеского докончания 1425 г. между Василием II и Юрием Дмитриевичем продолжалась усобица. Договор 1428 г. ликвидирует последствия «нелюбия», «войн» между названными князьями, «грабежей» на территорий великого княжения и Галицкого удела, очевидно, имевших место в трехлетие с 1425 по 1428 г. Были выработаны условия об отпуске князьями «нятцев» (полоняников). В докончальной грамоте указано, что до 1428 г. великокняжеские наместники, волостели, посельские, тиуны «ведали…отчину» Юрия Дмитриевича и боярские села в его «отчине» (т. е. фактически управляли Галицким княжеством от имени Василия II). К 1428 г. накопилось множество спорных дел (прежде всего земельных тяжб), и в этом году князья решили передать их для разбора на суд бояр, выделенных как Василием II, так и Юрием Дмитриевичем.
2206
ДДГ, стр. 63–67, № 24. Анализ этой грамоты см. Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 100–103.
По договору 1428 г. князь Юрий официально отказался от всяких притязаний на великокняжеские права, признав их за своим племянником. Однако в докончальную грамоту была включена несколько двусмысленная формула: «А жити нам в своей отчине в Москве и в вуделех по душовнои грамоте… великого князя Дмитрия Ивановича…» [2207] Эта статья оставляла Юрию возможность возобновить вопрос о великом княжении путем ссылки на завещательное распоряжение князя Дмитрия Донского, согласно которому великим князем назначался старший сын Донского — Василий I, а в случае смерти последнего — следующий за ним по старшинству его брат.
2207
ДДГ, стр. 64, № 24.