Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Из рассказов Барбаро и Контарини наглядно выступают два момента. Во-первых, ясно, что в результате той значительной распашки новых земель, о которой говорилось во второй главе настоящей книги, возросла сельскохозяйственная продукция. Крестьяне получили возможность выбрасывать большее количество излишков производимого хлеба на рынок. Но, с другой стороны, дешевизна продуктов земледелия и скотоводства, продаваемых в Москве, свидетельствует о занятиях самих горожан сельским хозяйством, а также о незначительной покупательной способности горожан, а следовательно, об относительно еще слабом развитии товарного производства в городе. Нельзя согласиться с П. П. Смирновым, который на основании низкого уровня цен на произведения хлебопашества и животноводства, продававшиеся на городском рынке, делает вывод о «сельскохозяйственном кризисе» в России в конце XV — первой половине XVI в. [1318] Дело не в этом, а в слабости товарно-денежных отношений в стране, где в целом еще господствовало натуральное хозяйство.

1318

П. П. Смирнов, Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в., т. I, стр. 68.

Надо отметить также неустойчивость цен на хлеб, мясо и другие сельскохозяйственные продукты. Они быстро возрастали при любой неблагоприятной

политической или внешнеполитической конъюнктуре (об этом также шла речь во второй главе данной монографии). Так было во время нашествия на Русь в 1408 г. Едигея, когда хлеб сильно вздорожал («дороговь бысть велика всякому житу»), множество народа погибло от голода, а продавцы зерна, напротив, разбогатели («а житопродавци обогатеша») [1319] . Из летописного рассказа о приходе на Русь Едигея видно, что в рассматриваемое время существовали скупщики продуктов земледелия («житопродавцы»), приобретавшие, по-видимому, крупные запасы хлеба на городском рынке или в сельских местностях, а затем сбывавшие его населению по повышенным ценам.

1319

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 159.

Москва являлась также центром торговли мехами, привозимыми с далекого Севера. По словам Контарини, «в Москву во время зимы съезжается множество купцов из Германии и Польши для покупки различных мехов, как-то: соболей, волков, горностаев, белок и отчасти рысей. Меха эти добываются не в самой Москве, а гораздо далее на север и северо-восток; но привозятся обыкновенно в Москву на продажу» [1320] .

Интересные данные о торговле в Москве содержатся в духовной грамоте Ивана III 1504 г. «А что есми подавал детем своим селца у Москвы з дворы з городцкими на посадех, — читаем в названном документе, — и дети мои в тех дворех торгов не дръжат, ни жытом не велят торговати, ни лавок не ставят, ни гостей с товаром иноземцов, и из Московские земли, и из своих уделов в своих дворех не велят ставити, а ставятся гости с товаром, иноземци, и из Московские земли, и из их уделов, на гостиных дворех, как было при мне. А дети мои у моего сына у Василья в те дворы в гостиные и в те пошлины не въступаются» [1321] .

1320

В. Семенов, указ. соч., отд. I, т. I, ч. 2, стр. 111.

1321

ДДГ, стр. 361, № 89.

Я привел полностью эту, может быть чересчур длинную, выдержку из духовной Ивана III потому, что на ее основе можно сделать ряд очень интересных выводов. Ясно, что Москва являлась значительным для того времени рынком и прежде всего хлебным рынком. Туда съезжались для торговли как купцы из различных областей Русской земли, так и иноземные гости. Местом торговли являлись княжеские дворы, где имелись лавки, жили приезжие иногородние и иноземные купцы. «Отводная грамота» 1504 г. упоминает хлебные лавки в Москве [1322] . Запрещение торговать в княжеских дворах и принимать там на постой прибывающих купцов явилось, по-видимому, нововведением Ивана III. При последнем, очевидно, были заведены гостиные дворы, где должны были останавливаться прибывающие в Москву из других русских городов и областей и из-за границы купцы. Нововведение это было вызвано, надо думать, двумя причинами. Во-первых, при учреждении гостиных дворов Иван III руководствовался фискальными соображениями: все следуемые с них торговые пошлины должны были стекаться в великокняжескую казну, а не распыляться по рукам удельных князей. Во-вторых, запрет торговли на дворах удельных князей диктовался, вероятно, и вниманием великокняжеской власти к запросам посадских людей, боровшихся с дворовладельцами в городах из числа феодалов, которые пользовались привилегиями в области организации промыслов и ведения торговли.

1322

Там же. стр. 371, № 92.

Надо сказать, что линия на свертывание торговых операций в пределах городской территории, принадлежавшей удельным князьям, проведена в духовной Ивана III не последовательно. В интересах удельных князей делается оговорка о том, что в их «сельцех» и «в дворех городных» может производиться торговля «съестным припасом», причем великий князь не имеет права «тех торгов… сводите» и должен довольствоваться получением причитающейся ему «полавочной пошлины» [1323] .

1323

ДДГ, стр. 361, № 89.

Внимание к московскому «торгу» проявляли летописцы. Так, под 1493 г. летописец считает нужным отметить, что во время пожара Москвы «из города торг загореся, и оттоле посад выгоре възле Москву» [1324] .

Бесспорно, что Москва в XV в. представляла собой уже не только местный и не только областной рынок. Она являлась центром торговых связей, начинающих охватывать основные русские земли.

Торговыми пунктами разного калибра являлись города Московского княжества и его уделов [1325] . Из духовных грамот московских князей видно, что тамга, мыты и другие торговые сборы взимались в Коломне, Радонеже, Дмитрове, Звенигороде, Рузе, Можайске, Серпухове, Боровске, Малом Ярославце, Городце на Волге, Унже, Перемышле, Луже [1326] . Данные духовных княжеских грамот о торговой роли городов Московского княжества можно дополнить материалами, заимствованными из других источников. О торговом значении Радонежа косвенно свидетельствует то обстоятельство, что в 60–70-х годах XV в. великий князь Василий II дал право крестьянам сел и деревень Радонежского уезда уплачивать волостелю вместо причитающихся ему кормов деньги (в соответствии с местными ценами на продукты) [1327] . В 1491 г. великий князь Иван III официально «торг перевел от Троици на городок в Радонежь» [1328] (т. е. распорядился перенести рынок с территории Троице-Сергиева монастыря на территорию города Радонежа, который фактически давно уже сделался одним из центров товарного обращения). О наличии рынка в Дмитрове можно судить по тому, что там торговали монастырские дворники и крестьяне [1329] .

1324

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 278.

1325

Большой материал о торговле городов Северо-Восточной Руси собран А. М. Сахаровым в его монографии.

1326

ДДГ,

стр. 13, № 3; стр. 15–19, № 4; стр. 25, № 8; стр. 33–34, № 12; стр. 43, № 16; стр. 46, № 17; стр. 73–75, № 29.

1327

АСЭИ, т. I, стр. 189, № 260.

1328

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 275.

1329

АСЭИ, т. I, стр. 142, № 198.

При построении в 1374 г. Серпухова князь Владимир Андреевич предоставил льготу в податях тем «человеком торжьствующим», которые захотели бы поселиться в городе [1330] . Князь Федор Борисович волоцкий в 1506 г. передал церкви Федора Стратилата право сбора полавочного (т. е. пошлины с владельцев лавок) в Волоколамске [1331] . Имеются сведения о «торгах» в Переяславле и Юрьеве. В 1473–1489 гг. Иван III распорядился «кликати в торгу» в Переяславле и в Юрьеве о том, чтобы никто из «ездоков» не пользовался «непошлою» дорогою через митрополичью слободку Караш, Ростовского уезда [1332] . В жалованной грамоте Ивана III Троице-Сергиеву монастырю 1485 г. говорится, что князь отдал приказ в Переяславле «в торгу… закликати…» о запрете боярским и волостным людям «сечь» леса Троице-Сергиева монастыря в Переяславском уезде [1333] . Имена московских, коломенских, можайских, переяславских, галичских купцов можно встретить в документах, характеризующих торговые связи Руси с Кафой, Азовом, Крымской ордой, Литвой [1334] . О том, что крестьяне «ездят… на Углеч торговати», говорит жалованная грамота князя Андрея Васильевича Троице-Сергиеву монастырю 1467–1474 гг. [1335] . О торговом значении Костромы можно составить представление по тому вниманию, которое проявляет летописец к ценам на рожь, продававшуюся на местном рынке (1423) [1336] .

1330

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 106.

1331

ДДГ, стр. 408, № 98.

1332

АФЗХ, ч. 1, стр. 25, № 5.

1333

АСЭИ, т. I, стр. 388, № 512.

1334

Сб. РИО, т. XLI, стр. 298, 409, 410; т. XXXV, стр. 23.

1335

АСЭИ, т. I, стр. 267, № 364.

1336

ПСРЛ, т. VI, стр. 142.

Выходя за пределы территории Московского княжества и его уделов, можно отметить, что уставная грамота великого князя Василия Дмитриевича и митрополита Киприана содержит указания на торговлю, производившуюся во Владимире [1337] . О наличии торга в Ростове свидетельствуют княжеские жалованные грамоты Троице-Сергиеву монастырю XV в., из которых видно, что в городе собирались торговые пошлины [1338] . В духовной грамоте Ивана III 1504 г. говорится о перенесении торга из Холопьего городка в Мологу («А что есми свел торг с Холопья городка на Мологу, и тот торг торгуют на Молозе съезжаяся, как было при мне…)» [1339] . Ярославские купцы проникали в Кафу [1340] . Крупным центром внутренней и внешней торговли был Нижний Новгород. Указания на нижегородский «торг» встречаются в летописных сводах. Так, в 1343 г. князь Константин Васильевич, получив в Орде ярлык на княжение в Нижнем Новгороде, велел там «казнити, по торгу водя», выданных ему бояр его противника — князя Семена Ивановича [1341] . Летописи приводят цены на рожь на нижегородском рынке (за 1412 и 1423 гг.) [1342] . Рассказывая о разграблении Нижнего Новгорода в 1366 г. ушкуйниками, летопись отмечает, что в городе было перебито много местных, а также иностранных (татарских и армянских) купцов, а принадлежавшие им суда были уничтожены («а съсудыих, кербаты и лодьи, и учаны, и паускы, и стругы, то все посекоша…») [1343] . Из летописного описания беды, обрушившейся на Нижний Новгород, вырисовывается картина богатого торгового города с оживленным рынком, на котором постоянно бывали восточные купцы; с шумной пристанью, к которой причаливали многочисленные корабли с гостями и товарами.

1337

ААЭ, т. I, № 9.

1338

АСЭИ, т. I, стр. 79–80, № 98; стр. 85–86, № 107; стр. 255–256, № 349.

1339

ДДГ, стр. 360, № 89.

1340

Сб. РИО, т. XLI, стр. 409.

1341

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 55.

1342

ПСРЛ, т. VI, стр. 142.

1343

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 104.

Из северных русских городов видную торговую роль играли Белоозеро, Вологда, Устюг. О характере белозерского рынка можно в значительной мере судить на основании Белозерской таможенной грамоты 1497 г. Торговали на Белоозере: 1) местные посадские («городские») люди; 2) жители городской округи («окологородцы»); 3) сельское население Белозерского уезда («…изо всех волостей белозерьских…»); 4) жители других русских городов и земель («…изо всее Московские земли, и из Тферьские земли, и из Новгородские земли Великого Новагорода»). Таким образом, Белоозеро к концу XV в. является не только областным торговым центром, но и рынком, на который приезжали купцы из ряда областей Русского государства.

Из товаров на Белоозере продавались: лошади, живой и битый скот (коровы, бараны, поросята), домашняя птица (гуси, утки), зайцы, рыба свежая и соленая (сельди), икра, соль, жито, лен, лук, чеснок, орехи, яблоки, мак, зола, деготь. Покупались и мелкие и крупные партии товара. Посадские люди закупали оптом у приезжих купцов и крестьян рыбу, икру, соль, мед, а затем торговали этими продуктами в своих лавках. Продавались на Белоозере и речные суда. Торговали на Белоозере не только купцы и крестьяне, но и служилые люди («а кто служилый человек поедет, а имет каким товаром торговати…»). На Белоозеро съезжались «купчины» из ряда русских монастырей, привозя с собой на продажу жито.