Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Черепнин Лев Владимирович

Особенно подробно описывают летописи нападение новгородских ушкуйников на Кострому в 1375 г. По Волге к Костроме пришло 70 ушкуев. Во главе ушкуйников стояли два «старейшины» — Прокоп и Смольнянин. Поход ушкуйников был приурочен к тому моменту, когда соединенные войска ряда русских княжеств под предводительством московского великого князя Дмитрия Ивановича осаждали Тверь и не могли оказать сопротивления новгородским «разбойникам». Подойдя к Костроме, последние сошли на берег и стали готовиться к военным действиям («и сташа оплъчившася на брань»). Костромские горожане вышли из города и также приготовились к сражению («гражане же изыдоша из града противу, собрашася на бои»). Ушкуйников было, по одним данным, около 1500, по другим, — 2000 человек, костромичей — до 5000. Видя явное превосходство сил противника, ушкуйники решили внести смятение в его ряды внезапными ударами с двух сторон. Поэтому они разделились на два отряда, из которых один остался на месте, другой тайком ушел в лес, а затем эти отряды сразу ударили на костромских горожан: первый — в лицо, второй — в тыл. Костромской воевода испугался и бежал. Летописи говорят о поведении Плещеева с явным осуждением: «воевода же… убояся… выдав рать свою, покинув град свои, подав плещи, побеже». Костромичи последовали примеру своего воеводы, дрогнули и обратились в бегство. Некоторые скрылись в лесах, других ушкуйники перебили или захватили в плен. Когда ушкуйники вошли в город, он был пуст. И

об этом летописи рассказывают, явно неодобрительно отзываясь о поведении костромских горожан, не оказавших сопротивления ушкуйникам: «новгородци же видеша оставлен град и небрегом, и несть ему заборони ни отъкуда же, и взяша град…». Пробыв в Костроме неделю, ушкуйники разграбили весь остававшийся в городе товар («…и всяко сокровище изыскаша и изнесоша и всякыи товар изъобретше и поимаша»). С собой ушкуйники забрали тот товар, который имел большую ценность и который было легче захватить, а все остальное сбросили в Волгу или сожгли («не все же товарное с собою попровадиша, но елико драгое и легчайшее, а прочее тяжькое, излишнее, множаишее в Волгу вметоша и глубине предаша, а иное огнем пожгоша»). Поведение ушкуйников в Костроме имело явно разбойничий характер. В летописном рассказе трудно найти указания на наличие в действиях ушкуйников хотя бы каких-либо элементов классовой антифеодальной борьбы. Правда, они нападают прежде всего на зажиточное купечество, но их нападения преследуют цель простого грабежа. Они берут то, что возможно, а остальное уничтожают. Не видно каких-либо попыток со стороны ушкуйников связаться с рядовой массой горожан, с городской беднотой Костромы, с крестьянством. Уходя из Костромы, ушкуйники увезли с собой большой «полон» — «мужь, и жен, и детии и девиць», которых затем продали в Болгарах.

Нижний Новгород постигла та же участь, что и Кострому. Город был разграблен (а затем сожжен) ушкуйниками, множество нижегородского населения захвачено в качестве «полона» и распродано на болгарском рынке «бесерменским» купцам. Ушкуйники отправились в насадах вниз по Волге к Сараю, «гости христианьскыя грабячи, а бесермены биючи». В приведенных словах летописи можно видеть указание на различное отношение ушкуйников к русским и «бесерменским» купцам: у первых они отнимают имущество, вторых убивают. Но в общем доведение ушкуйников остается таким же, как и под Костромой и Нижним Новгородом: они представляют собой вооруженный отряд, живущий грабежом. Ушкуйники добрались до Астрахани («доидоша на усть Влъгы близ моря града некоего именем Хазитороканя») и там были истреблены людьми местного князя. При всем недоброжелательном отношении к новгородским «разбойникам» летописи с известным оттенком сочувствия (вызываемым, очевидно, уважением к их предприимчивости и смелости) рассказывают о «кончине Прокопу и его дружине» [1390] .

1390

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 113–114; т. XV, стр. 435–436; т. III, стр. 231; т. IV, стр. 71–72; т. V, стр. 235; т. VIII, стр. 23–24; т. XI, стр. 23–24; т. XVI, стр. 101–102; т. XVIII, стр. 116; т. XX, стр. 196; т. XXIII, стр. 119–120; т. XXIV, стр. 131–132; УЛС, стр. 56.

В 1391 г. (по Львовской летописи — в 1390 г., по Воскресенской — в 1392 г.) устюжские горожане («гражане»), соединившись с новгородцами [1391] , отправились вниз по реке Вятке, взяли Жукотин и Казань, а затем вышли на Волгу, где пограбили гостей [1392] . В данном случае мы видим совместное выступление новгородских ушкуйников и устюжского посадского населения с целью погрома ордынских владений. Стимулом к этому выступлению вряд ли была одна жажда грабежа. Вероятно, имели значение экономические интересы русских горожан, торговая деятельность которых стеснялась Ордой.

1391

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 138; т. VIII, стр. 31; т. XI, стр. 45; т. XVIII, стр. 129; т. XXIV, стр. 143.

1392

ПСРЛ, т. XV, вып. 1, стр. 161; т. XI, стр. 126; т. XVIII, стр. 141; т. XX, стр. 210; т. XXIII, стр. 132; т. XXIV, стр. 158.

Задачи овладения Волжским торговым путем имели большое значение для той политической борьбы, в процессе которой складывалось Русское централизованное государство.

Уже в 1376 г. Дмитрий Донской взял под контроль московского правительства Волжский путь, назначив сборщиков таможенных пошлин («дарагу и таможника») в Болгары [1393] .

После свержения Русью татаро-монгольского ига в конце XV в. московское правительство стремилось не упустить из своих рук всех экономических выгод, связанных с торговлей по Волге. В 1489 г. муромский наместник задержал татарина Ибрагима, который «ехал с торгом через Мордву», желая миновать Нижний Новгород, с тем чтобы не платить таможенных пошлин («а Новгород Нижний объехал, избывая пошлин»). После этого из Москвы к казанскому хану была послана грамота с указанием «заповедать» «всем своим людем, чтобы из Казани через Мордву и через Черемису на Муром и на Мещеру не ходил нихто, а ездили бы из Казани все Волгою на Новгород на Нижней» [1394] . Приехавшие в том же, 1489 г. в Москву послы из Ногайской орды от хана Ибака и мурз добивались свободного беспошлинного проезда в Русь для ногайских посланцев и «торговых людей» («…ино бы им в великого князя земле задержки не было, да и пошлин бы с них не имали»). Иван III согласился на это при условии, что купцы и другие выходцы из Ногайской орды будут ездить в русские пределы через Казань и Нижний Новгород («а иными бы дорогами к нам своих людей не посылали»). В Казань из Москвы была послана грамота с предписанием казанскому хану Магмет-Аминю «проводити» ногайцев, которые выедут в Русь, до русских границ, «чтобы им на пути лиха не было ни которого» [1395] .

1393

ПСРЛ, т. XXIII, стр. 120.

1394

Сб. РИО, т. XLI, стр. 87, № 23.

1395

Там же, стр. 85, № 23.

Для дальнейшего утверждения Руси в Поволжье требовалось присоединение Казанского и Астраханского ханств. Эта задача была осуществлена в середине XVI в.

§ 10. Торговля Руси с Крымом

Русь вела торговлю с греческими и итальянскими купцами в Суроже, Кафе, Константинополе. В XIV–XV вв. поездки русских людей в Византию с торговыми и политическими целями были, по-видимому, довольно распространенным явлением [1396] .

1396

Русско-византийских

торговых отношений я здесь не касаюсь. Об этом см. М. Н. Тихомиров, Средневековая Москва в XIV–XV веках, стр. 121–131.

Торговле Руси в XV в. с Югом (Кафой, Крымской ордой, основанным в 1495 г. Очаковом) посвящено специальное исследование В. Е. Сыроечковского. Поэтому я коснусь только некоторых вопросов данной темы, имеющих отношение к проблеме образования Русского централизованного государства. Торговлю с Крымом вели купцы целого ряда русских городов: Москвы, Коломны, Дмитрова, Переяславля, Можайска, Ярославля, Новгорода, Великого Устюга [1397] . Так, в 1489 г. посол Ивана III М. С. Еропкин должен был заявить от имени московского великого князя протест польскому королю и великому князю литовскому Казимиру IV по поводу того, что «гости Московские земли, и Тферьские земли, и Ноугородские земли», возвращаясь из Крыма, были ограблены и перебиты на Днепре [1398] .

1397

В. Е. Сыроечковский, Гости-сурожане, стр. 42.

1398

Сб. РИО, т. XXXV, стр. 23, № 7.

В «гибельных памятях», выданных в 1502 г. русскому послу к кафинскому султану А. Я. Голохвастову, перечислены «люди, и гости великого князя, которые шли с послы» в разные годы в. Крым и также по дороге были ограблены; среди них названы «москвичи», «тверичи», «коломничи», «можаичи», «новгородци Великого Новагорода» [1399] .

Путей из Москвы в Крым было несколько. Один из них шел через Рязанскую землю и далее Доном в Азовское море, другой проходил через Северскую землю, третий — через Киев, Черкасы, и степью на Перекоп [1400] . Из Крыма, Азова, Кафы русские купцы часто выезжали в Константинополь, Синоп, Брусу, Токат.

1399

Сб. РИО т. XLI, стр. 405–411, № 81.

1400

В. Е. Сыроечковский, Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI века, стр. 200, 215–223, 228.

Из товаров в Крым доставлялись из русских земель кречеты, соколы, меха соболей, горностаев, рысей, лис, белок, меховые шубы и другие предметы одежды, кожа, холст, «рыбий зуб», оружие, ювелирные изделия. Через Русь в Крым попадали и предметы западноевропейского производства (например, фландрские и английские сукна) [1401] .

О капиталах, которыми обладали русские гости, торговавшие в Крыму, Кафе, Азове, можно в какой-то мере судить по данным о стоимости «товаров», принадлежавших тем из них, кто умирал на чужбине. Некоторые из таких данных относятся к 1496 г. После смерти в Кафе гостя Ивана Страха было конфисковано его имущество на сумму 500 рублей. Конфискованное имущество умершего гостя Ивана Весякова было оценено в 430 рублей. В Брусе умер Самойло Ярцев, у которого был «товар» его племянника Тиши Коврижкина на сумму 25 тысяч «денег атманских». Товар этот забрали местные власти [1402] .

1401

В. Е. Сыроечковский, Гости-сурожане, стр. 59–68.

1402

Сб. РИО, т. XLI, стр. 235–236, № 50.

В «списках жалобных гостей московских» 1500 г. содержатся следующие сведения о стоимости «живота» умерших в Кафе или Азове русских купцов: у Григория Ручки было «рухляди» на 370 рублей, у С. Коробьина — на 150 рублей, у «человека» Филиппа Лукина — «а 130 рублей, у Р. Ф. Сузина — на 100 рублей. В том же списке говорится о том. что на Северском Донце «азовские татарове» и «турчанин» Костя Армении ограбили 45 человек «гостей москвичей», взяв у них «рухляди» на 1500 рублей [1403] . Встречаем мы в Крыму и малосостоятельных купцов, у которых имелось по 5–10 рублей [1404] .

1403

Там же, стр. 297–298, № 63.

1404

Там же, стр. 299, № 63.

Через Крым на Русь поступали товары из Малой Азии, Ирана, Сирии: шелковые ткани (тафта, камка), шерстяные и бумажные ткани (зуфь, киндяк, епанча, бязь), ковры, тесьма, москательные и бакалейные товары (мыло, перец, ладан), жемчуг, драгоценные камни [1405] .

Если русские торговцы совершали регулярные поездки в Крым то и на Русь из Крыма прибывали купцы разных национальностей. В 1495 г. Иван III, посылая к Менгли-Гирею «своих людей», отправил вместе с ними 6 человек «торговых людей», которые приезжали на Русь из Крыма, и 7 человек «азямлян» (персов), «армен», «фряз» (жителей генуэзских колоний в Крыму) [1406] . В 1495 г. Менгли-Гирей напоминал Ивану III о том, что года три-четыре тому назад он послал к нему купца Шагабедина с товаром и с деньгами. Поскольку с тех пор о Шагабедине не было никаких известий, Менгли-Гирей просил Ивана III в случае смерти названного купца отослать в Крым с ханским послом его товар вместе с описью [1407] . В Москве умер гость из Кафы армянин Богос. Между Крымской ордой и Москвой завязалась переписка по поводу оставшегося после него наследства [1408] . Кафинский гость Гортемир торговал в Москве краской, перцем, мылом, бумагой и пр. [1409]

1405

В. Е. Сыроечковский, Гости-сурожане, стр. 53–59.

1406

Сб. РИО, т. XLI, стр. 215, № 47.

1407

Там же, стр. 219, № 48.

1408

Там же, стр. 282, № 50.

1409

Там же, стр. 268, № 58.