Образование Венецианской колониальной империи

Соколов Николай Петрович

Этим легко объясняется то «странное» обстоятельство, что венецианские источники ничего не знают об этих событиях. Венецианцы редко следовали христианской заповеди о прощении обид и никогда не прощали материального ущерба, между тем в данном случае их бытописатели не говорят ни о том, ни о другом. [1249] Невенецианские источники по истории этих событий — Никита, Вильгельм Тирский, Евстрафий Солунский — говорят только вообще о латинянах. Нам кажется, однако, что у одного из них, именно Евстрафия, можно найти косвенное подтверждение правильности постановки нами этого вопроса. Евстафий Солунский в своем известном сочинении «О взятии Солуни», раскрывая понятие «латиняне», которым он оперировал, описывая злоключения их в момент прихода Андроника к власти, называет среди пострадавших людей из Пизы, Генуи, Тосканы, Ломбардии, но совершенно не упоминает венецианцев. [1250] Вряд ли это обстоятельство можно объяснить забвением, — это невероятно при тех чувствах, которые писал Евстафий по отношению к «земноводной змее, болотной лягушке, морским разбойникам с Адриатики», как он аттестует сынов св. Марка в своей речи по поводу освобождения Анконы. [1251]

1249

Среди венецианских источников, где встречается упоминание об интересующем нас вопросе, до сих пор известно лишь одно место из частной грамоты, опубликованной уже довольно давно в кратком итальянском ее изложении (В. Cecchetti. La vita dei veneziani al 1200., v. II, 1871), и недавно в полном виде в латинском подлиннике в тех же «Документах венецианской торговли» (№ 331), которые мы только что цитировали. Этот документ не находится в противоречии с нашей концепцией. В самом деле: кораблю, направлявшемуся в византийские воды, встречаются по дороге несколько венецианских кораблей; пассажиры и матросы с них останавливают встречный

корабль словами — «Куда вы плывете? В Константинополе бьют всех латинян без разбора»… Корабль остановился и взял курс на Александрию. Из документа вовсе не видно, чтобы встретившиеся венецианцы пострадали, или сами были очевидцами событий.

1250

Eustath., De Thessalonica capta, ed. cit., pp. 395, 396, 415.

1251

G. Tafel. Komnenen und Normanen. Stuttg., 1870, pp. 216, 217.

Из всего этого следует тот вывод, что взаимоотношения Венеции и Византии не были омрачены событиями 1182 г., и венецианцы могли спокойно продолжать уже начатые, вероятно, до переворота переговоры о восстановлении мира. Если все-таки венецианские источники относятся к Андронику отрицательно, то это легко объясняется классовыми симпатиями их авторов: аристократически настроенные венецианские анналисты не могли быть довольны антифеодальной политикой Андроника. Но внутренняя политика Византии интересовала венецианское правительство гораздо менее чем проблема восстановления прежних отношений с империей и возмещения убытков, причиненных венецианским купцам в 1171 г. Начатые переговоры успешно продолжались и закончились уже известным нам по венецианским источникам соглашением, в силу которого Андроник освободил посаженных Мануилом в тюрьмы венецианских купцов и обещал возместить причиненные им убытки. В нашем распоряжении имеются бесспорные доказательства того, что это обещание не только было дано Андроником, но и начало им выполняться. Это видно из частных грамот от конца 1185 г. В грамоте от ноября этого года мы читаем: «Андроник, император Константинопольский, в возмещение убытков, которые были в свое время (tunc temporis) причинены венецианцам, прислал в Венецию через наших послов столько золотых перперов, что по определению наших экспертов (secundum quod nostri examinatores existimaverunt) за каждый перпер потерь причитается половина золотого карата и половина венецианского денария», т. е. около 2,5 %. [1252] Грамота от декабря того же года гласит: «В возмещение этих потерь Андроник, император Константинопольский, переслал в Венецию через послов дожа 100 фунтов перперов. Отсюда следует, что каждому за свои потери по расчету, сделанному экспертами (facta ratione per prudentes viros), которым было поручено это дело, причитается половина карата и половина венецианского денария за перпер». [1253]

1252

DCV, NN 358, 359.

1253

Ibid., NN 360, 361.

Едва ли можно сомневаться в том, что тогда же были восстановлены и прежние привилегии венецианцев в пределах империи. Дандоло не говорит нам об этом прямо, но для венецианских политиков того времени мир с Византией и пользование на ее территории торговыми привилегиями были понятиями равнозначащими. Возможно, что в связи с этой венецианской политикой Андроника находится и его категорическое запрещение пользоваться на территории империи «береговым правом», против которого всегда и всюду боролись венецианцы.

Все это убедительно свидетельствует о том, что у Венеции не было оснований быть недовольной политикой Андроника. [1254] «Националист», каким этот император рисуется нередко в сочинениях новейших историков, оказался гораздо более благосклонным к знаменитой торговой республике на лагунах, чем «западник» Мануил. Ни на чем не основанной выдумкой является обвинение Венеции в участии в разбойном нападении на Византию совместно с королем сицилийским в 1185 г. [1255] ; но справедливо, что в этом столкновении, оказавшимся для Андроника роковым, республика св. Марка сохраняла строгий нейтралитет и не пришла на помощь базилевсу: у нее не было побудительных причин вмешиваться в это дело, пока оно не приняло опасного для адриатической политики Венеции оборота, а море к югу от Дубровника, по договору от 1175 г. с сицилийским королем, лежало в сфере политических интересов последнего.

1254

Всякие рассуждения о мести со стороны Венеции за события 1182 г. не основываются на документах, а вытекают из ошибочного предположения о том, что среди пострадавших в Константинополе латинян надо разуметь преимущественно, если не исключительно, венецианцев. Мы должны с удовлетворением констатировать, что отстаиваемая нами точка зрения на венециано-византийские отношения при императорах Мануиле и Андронике (1171–1185) нашла признание со стороны такого знатока венецианской истории, как Роберто Чесси. В своей двухтомной «Истории Венецианской республики», вышедшей в сороковых годах текущего столетия, он еще стоял на оспариваемой нами точке зрения, но в начавшей выходить коллективной «Истории Венеции» (1957—58 гг.), он полностью отказался от общепринятых ранее взглядов на венециано-византийские отношения в последней четверти XII в. (назв. соч., т. II, стр. 406 и след.). Изложенный нами здесь взгляд впервые был опубликован в V. Зап. Горьк. Госуд. университ. в 1950 г. в статье под названием «Восточная политика венецианской плутократии в XII в.» и затем более подробно в статье, помещенной в Виз. Врем, в т. V от 1952 г. под заголовком «К вопросу о взаимоотношениях Византии и Венеции в последние годы правления Комнинов» (1171–1185).

1255

Эти выдумки являются логическим развитием той же ошибки. С ними мы встречаемся у Арменго (цит. соч., стр. 108). Брауна (цит. соч., стр. 113), Ходгсона («Ранняя история Венеции», стр. 333) и др.

После того, как Андроник был низвергнут, и на троне появилась новая династия, Венеция должна была вновь хлопотать о восстановлении своих прав и возмещении убытков. Ее послы появились в Константинополе с этой целью тотчас же, как только выяснилось, что положение Исаака Ангела на троне базилевсов упрочилось. Венецианские послы с большей степенью вероятности могли рассчитывать на успех своей миссии. Норманское нашествие, правда, было отражено и на этот раз без помощи Венеции, тем не менее новая династия должна была избегать всяких внешнеполитических осложнений, чтобы окончательно укрепиться на троне. Тем не менее жертвы, которых требовала Венеция, были настолько велики, что Исаак довольно долго колебался, согласившись, наконец, подтвердить хрисовулы своих предшественников, он медлил с разрешением вопроса об убытках. [1256] Но венецианцы знали, чем припугнуть неподатливого основателя новой династии. Перед ним несомненно была нарисована перспектива активизации венецианско — сицилийского союза, а воспоминания о разгроме Солуни были так еще свежи в памяти, что Исаак должен был положить конец своим колебаниям. Так венецианцы добились своей цели и от императора новой династии. В 1187 г. Исаак подтвердил хрисовулы своих предшественников и заключил с Венецией оборонительный союз, но только через два года, в 1189 г., было достигнуто соглашение о возмещении убытков. [1257]

1256

De restituendis dapnis habuerunt dilationem… (Just. Chr., p. 90. Danduli Chr., col. 314).

1257

FRA. DA., v. XII, pp. 179–210.

Соглашение, о восстановлении прежних прав венецианских купцов на территории Византии и возобновлении союза Венеции с Восточной империей облечено было в форму обширных документов, где после подтверждения Исааком хрисовулов императора Алексея, Калоиоанна и Мануила с почти дословным их воспроизведением и с обычными указаниями на «заслуги» венецианцев перед империей, следует договор о союзе республики с империей. [1258] Трудно сказать, в какой степени этот договор был новинкой по сравнению с предшествующим временем: хрисовулы Алексея, Калоиоанна и Мануила таким или ему подобным договором не сопровождаются, но союз Венеции с Византией стоит и для того времени вне всякого сомнения. Возможно, что такого рода дополнительные соглашения существовали и тогда, но до нас не дошли. [1259] В февральском соглашении во всяком случае есть ряд подробностей, которые вытекали из международной политической ситуации данного момента.

1258

Ibid., p. 179.

1259

Этим вопросом специально занимался Нейман (С. Neuman. Zur Geschichte der byzantinisch-venezianischen Beziehungen. BZ., т. I, 1892, pp. 370 ss.), и ответил на него именно таким образом. Мы должны признаться, что, хотя и допускаем такое решение этого частного вопроса, тем не менее доводы Неймана нам не кажутся убедительными. Вопрос этот, впрочем, не имеет большого значения и мы совершенно не согласны с Ф. И. Успенским, который на основании этих весьма спорных высказываний Неймана делает

далеко идущие выводы относительно ценности публикации Тафеля и Томасса для истории взаимоотношений Византии и Венеции (История Византийской империи, т. III, стр. 124).

Договор начинается с указания, что в нем речь идет о восстановлении «прежнего союза». Венеция брала на себя обязательство не присоединяться ни к какой стране, с которой Византия находилась бы в состоянии войны, равно как и самой воздерживаться от всякого причинения ей вреда и ущерба. [1260] Больше того, если бы какое-либо государство напало на византийские владения, то Венеция по просьбе императора должна оказать ему помощь: в шестимесячный срок со дня уведомления императором о необходимости такой помощи Венеция должна была выставить от 40 до 100 кораблей, издержки по снаряжению которых ложились, однако, на империю, но людей должна была поставить Венеция и не каких-либо, а «способных к войне», не моложе 20 и не старше 60 лет. Командование этим флотом могло быть поручено как венецианцу, так и греку, но венецианцы во всяком случае должны были ревностно служить делу империи. [1261] Если бы по миновании непосредственной надобности, т. е. по окончании похода, император пожелал сохранить флот на своей службе, то он должен был делать это за свой собственный счет. [1262] Все венецианцы, оказавшиеся на территории империи, подвергшейся вражескому нападению, обязаны принять личное участие в ее защите. [1263] Империя со своей стороны не должна нападать на союзников Венеции или страны, ей дружественные. Свои войска проводить через владения Венеции Византия имеет право в одном единственном случае, именно тогда, когда они предназначаются для действия против заведомых врагов Венеции. Для Венеции в условиях этого договора было, однако, одно затруднительное обстоятельство: в это время она стояла в дружественных отношениях с Западной империей и союзных — с Сицилийским королевством. Это знала и Византия, и, конечно, необходимо было внести в этот вопрос надлежащую ясность, — это должно было быть желанием обеих сторон. Вероятно не без продолжительных прений удалось подыскать нужную формулировку, — она могла быть, конечно, только компромиссом: договор терял для Венеции обязательную силу, если Византия втягивалась в войну с западным императором или королем сицилийским до истечения мирных договоров, существовавших между Венецией и этими государями. Такая формулировка не могла удовлетворить Византии, в особенности в той ее части, которая касалась Силиции, поэтому Византия настояла на добавлении: если, однако, король Сицилийского королевства сам нападет на владения Византии, то Венеция обязывалась в четырехмесячный срок выступить на поддержку армии и флота восточного императора. [1264] Наконец, заранее выговорив восстановление всех прежних льгот и преимуществ на территории империи, Венеция, на всякий случай, оговорила в рассматриваемом договоре право на приобретение в любом городе, завоеванном совместными усилиями, экстерриториального квартала с обычными в таком случае бытовыми и торговыми удобствами. [1265]

1260

Nec per se unquam ei nocebit… (FRA. DA., v. XII, p. 196).

1261

Ibid., p. 197.

1262

Ibid., p. 198.

1263

Ibid., p. 201.

1264

Ibid., p. 199.

1265

Ecclesinm, embolum et scalam… (FRA. DA., v. XII, p. 207).

Так был возобновлен союз Венеции с Византией, снова отдавший в руки венецианских купцов командные высоты в торговле Византии и с западными странами, и отчасти с Востоком. Согласившись взять на себя некоторые военные обязательства, она строго ограничила их морской службой, да и то в значительной мере за счет империи. На море Византии могли угрожать в это время лишь другие итальянские торговые республики, как Пиза и Генуя, или королевство Сицилийское. Во всех этих случаях защита Византии была одновременно и защитой венецианских интересов, ибо ничто так не противоречило этим интересам, как усиление за счет Византии любого из этих государств. Таким образом, Венеция собиралась защищать свои собственные интересы за счет Византии под благовидным предлогом защиты владений императора.

В 1189 г., преодолев, наконец, сопротивление Исаака Ангела, Венеция добилась договора о возмещении убытков, причиненных Мануилом. [1266] Общую сумму убытков договор определял в 14 кентенариев золота, не считая ранее выплаченного кентенария. Это несомненно тот взнос, который был сделан еще Андроником, имя которого канцелярия императора Исаака по непонятным причинам упоминать не хочет. Одновременно или тотчас после заключения договора Исаак сделал еще один взнос в размере двух или двух с половиной кентенариев [1267] , остальная же сумма должна была быть выплачена равными долями в течение шести лет, т. е. очевидно по два кентенария ежегодно. [1268] Однако, венецианцам всего этого казалось мало. Поэтому они дополнительно потребовали и получили все те торговые кварталы, причалы, которыми до этого времени пользовались немцы или французы на территории Византии. При этом вновь полученные места должны быть начисто свободны от всяких налогов, и появление там агентов императорского фиска воспрещается совершенно так же, как во владениях самого императора. [1269] Это был полный налоговый иммунитет.

1266

Только желание во что бы то ни стало доказать, что во время константинопольского погрома латинян пострадали и венецианцы, заставило Манфрони утверждать, что договор с Исааком предусматривал возмещение убытков, причиненных Андроником (цит. соч., стр. 274). В договоре, напротив, прямо указывается: «in redditionem rerum, que Veneticis ablate fuerunt tunc… domino Manuele Comnino…» (FRA. DA., v. XII, p. 207).

1267

Договор называет два кентенария, одна частная грамота от марта месяца 1191 года говорит об illis ducentis quinquaginta libris de perperis, quas dominus Zurchacchius imperator Constantinopolitanus misit in Venetiam pro parte de ipso habere, quod Veneticis ablatum fuit in Romania. (DCV, NN 396, 403, 413).

1268

FRA. DA., v. XII, p. 210.

1269

Ibid., p. 203.

Венецианцы без всякого сомнения полностью реализовали все те пункты договора, которые создавали им исключительное положение в империи. Труднее было добиться выполнения договора о возмещении убытков. Мы не можем шаг за шагом проследить ход выполнения принятых на себя императором Исааком денежных обязательств. Считается, что с некоторой вероятностью можно говорить о получении Венецией очередного взноса за 1191 г., [1270] получение же остальных сумм, на основании известного места из хроники Джустиниани [1271] , обычно отрицается. Мы полагаем, однако, что Исаак аккуратно вплоть до года своего низвержения с трона выполнял и это обязательство. Это, по нашему мнению, следует из инструкции, которую в 1197 г. послал своим уполномоченным при императорском дворе Энрико Дандоло, ведшим с Алексеем III переговоры о возобновлении договоров, заключенных с Исааком. По этой инструкции Энрико Навигеозо, Андреа Донато и Бенуто Грильоне должны были потребовать уплаты четырех кентенариев за два последних года [1272] , т. е. за 1195 и 1196 (посольство вело переговоры в 1197 г.), могли ограничиться половиной этой суммы [1273] и в крайнем случае согласиться на отсрочку уплаты и внести эту сумму задолженности в договор. [1274] Очевидно, что только эта сумма в четыре кентенария и не была еще уплачена, а это значит, что Исаак аккуратно выплачивал по своему обязательству все четыре года, когда он мог это сделать, т. е. в 1191, 1192, 1193 и 1194 гг.

1270

Heinen, op. cit., p. 64.

1271

Tamen dicta pecunia integre soluta… nunquam fuit… (Just. Chron., p. 92).

1272

Quadringentis libras yperperorum, quas nobis dari debent pro annis duobus. Кречмайр, у которого эта инструкция напечатана полностью (цит. соч., т. I, стр. 473), почему то думает, что он опубликовал ее впервые, между тем как она была воспроизведена еще Арменго (цит. соч., стр. 114 и след.).

1273

Kretsch., op. cit., p. 473. Et si noilet mittere aut dare quadringentas, si saltern ducentas dederit vel miserit, faciatis…

1274

Quod nec etiam ducentas veliet dare vel mittere, si nobis crisobula miserit ad hoc, quod eas debemus i abere, nec remaneat.