Обреченные невесты
Шрифт:
Но до того как семь лет назад она столкнулась с насилием, повредившим ее ум, Птичка была лишена свободы любить и быть любимой. А ведь именно любви жаждала больше всего на свете.
— Мне надо вернуться, — произнесла она, волнуясь.
— Что? — Брэд был явно ошеломлен. Или даже обозлен. — Ни в коем случае.
— Неужели ты не понимаешь? — Птичка высвободила руку. — Это прежде всего мне нужно. Надо посмотреть в лицо и простить…
— Нет! — Брэд схватился за правый бок, и Птичка забеспокоилась. Вдруг у него травма. — Да
Но Брэд просто не понимал. Она испытывала странную решимость. Овраг — всего лишь очередная трещина на поверхности ее сознания. За ней последует еще одна и еще, пока весь мир не превратится в паутину из таких трещин. Вернуться в барак — значит обрести свободу.
— Выбирать не тебе, — сказала Птичка. — Если ты… — Она запнулась. — Ты не должен мешать мне делать то, что я считаю правильным.
Брэд открыл рот, но ничего не сказал.
— Прости. Мне жаль, что все так оборачивается. Но мне надо жить в ладу с собой. — Птичка поднялась на ноги.
Брэд, стоя на одном колене, схватил ее за руку и попытался вернуть на место.
— Пожалуйста, прошу тебя. Ты не знаешь, что делаешь! Это безжалостный убийца. Он похищает женщин вроде тебя, протыкает им подошвы и высасывает кровь, до последней капли. Прошу тебя, успокойся и сиди на месте.
— Ты прав, все так и есть, — согласилась Птичка. — И я понимаю, в твоих глазах это полный абсурд. Но тебе еще предстоит убедиться, что многое из происходящего в моем мире в твоем обретает смысл далеко не сразу. Я семь лет жила в страхе перед этим монстром, и это высосало из меня все силы. А теперь я свободна, и смотрю монстру в лицо, и должна уничтожить его.
— Уничтожить? Каким образом?
— Действием и словом. Собою.
Брэд перегнулся через ее плечо, вглядываясь туда, где должен появиться Квинтон, если, конечно, он преследует их.
— Сядь. Прошу тебя, сядь и выслушай.
Она опустилась на дно оврага.
— Понимаю, ты прошла через ад и в твоей голове картина складывается не вполне…
— Никогда еще она не была такой ясной, — прервала его Птичка. Голос звучал жестко, но от волнения у нее колени дрожали, и она сочла нужным добавить: — Брэд, ты не понимаешь: твой героизм только подталкивает меня сделать то, что я решила. Ты на меня работаешь.
«Все правильно: Квинтон — монстр. Но и я тоже. Единственный способ одолеть одного монстра заключается в том, чтобы победить другого».
Птичка снова поднялась на ноги, испытывая одновременно решимость и безнадежность.
— То есть, — вздохнул Брэд, — тебе кажется, что ты должна сделать это, чтобы доказать, что достойна меня?
Глаза у Птички снова наполнились слезами, и она отвернулась.
«Чем лучше он меня понимает, тем хуже все становится. Неужели он сам не видит?»
— Хватит, — бросила она.
— Хватит — что? Говорить правду?
— Хватит спасать меня. — Она глубоко вздохнула
— Нет, не понимаю. Тебе нет нужды превозмогать в себе монстра, чтобы заставить меня увидеть, какая ты красивая.
«Не может быть, чтобы он всерьез говорил это. Нет такого мужчины на свете, который мог бы испытывать ко мне такие чувства».
— Подумай только, — прошептал он, — мы едва вырвались из лап этого урода, мы все еще недалеко от его барака, а спорим, следует ли тебе туда возвращаться. Безумие какое-то.
— Так я и есть безумная.
Оба замолчали.
«Он прав, конечно. Возвращаться — безумие. Но ведь я же безумна. Что-то мне подсказывает: сегодня все будет кончено. В этом самом бараке».
Ее глаза в очередной раз наполнились слезами.
«Где я? Что здесь делаю?»
На горизонт внезапно наползла тьма, и Птичка ощутила, как в голову проникают знакомые нити тумана.
«Я не способна на это! Надо возвращаться в центр!»
Мир смыкался вокруг нее, и ей понадобились все силы, чтобы удержаться на ногах.
«Брэд прав: все мои слова — вздор. Я не в своем уме, в этом мире я ничего не стою и никогда не могу быть любима как женщина».
Рука Брэда медленно легла на ее плечо. Он мягко потянул Птичку к себе, и она прижалась лбом к его груди, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Он прикоснулся губами к ее затылку.
— Я не могу потерять тебя, Птичка. Ты должна это понять. Завтра, когда все останется позади, мы найдем способ превозмочь твои страхи, но сейчас я и на секунду не могу представить, что ты вернешься туда, в барак.
«Я проиграла», — решила Птичка. Она обняла его и прижала к себе так крепко, как только отважилась, и опять заплакала. Она знала, что не заслуживает такой любви, но все равно чувствовала себя на седьмом небе. И ради этого готова была еще раз пережить все, что пережила за эти трудные семь лет.
Сказать это она не могла, потому что в горле образовался комок. Могла только всхлипывать, пока он поглаживал ее волосы и целовал затылок.
«Если, как утверждают, Бог — это любовь, я даже вообразить не могла, что найду Бога на дне оврага в трехстах метрах от человека, который семь лет назад хотел меня изнасиловать».
Ночь, кажется, заканчивалась — по крайней мере шла на убыль. Птичка давно уже покоилась в объятиях Брэда, и никуда ей не хотелось двигаться. Но тут она ощутила, как напрягся Брэд. И дыхание сделалось тяжелым. Она заставила себя собраться.
— Но одно надо понять, — сказал он.
Птичка перехватила его суровый взгляд, устремленный в сторону барака.
— Сегодня ночью все должно кончиться, — решительно продолжил Брэд.
— Что ты имеешь в виду?
Впрочем, в ярости и решимости, что читались в его глазах, ошибиться было невозможно. У нее даже дрожь по телу пробежала.