Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы

Полян П.

Нас водили на работу по погрузке и разгрузке железнодорожных вагонов. На четвертый день во двор заехали две легковые машины. Из одной вышел мужчина-врач и молоденькая женщина, медсестра. Одели белые халаты, установили на столик пишущую машинку. Из другого автомобиля вышел мужчина — высокий лысый старик и женщина.

Врач и сестра приступили к медосмотру. Каждый подходил к медсестре, она записывала личный номер, который был приколот к одежде еще в Хаммельбурге при формировании групп. Потом, голых, в чем мать родила, осматривал врач. После осмотра медсестра делала отметку против каждого номера, прошедшего осмотр.

Увидев эту процедуру, я обомлел. Как быть, что предпринять? Времени на обдумывание не было. Очередь двигалась, мое время

сокращалось. Я забежал на второй этаж в комнату, лег на свое место и решил, что при таком порядке осмотра единственное мое спасение может быть только в случае, если кто-нибудь другой, прошедший уже осмотр, оденет мою рубаху с моим номером и пройдет таким образом. В этот момент в комнату зашли два моих соседа по комнате: Ваня и Федя. Я спросил: «Ну как, все в порядке? Прошли?» Я им сказал, что мне надо тоже идти на медосмотр, но у меня сыпь на теле и меня отправят в лазарет, откуда живым мне не выйти. И тут же я попросил, чтобы Ваня одел мою рубаху с номером и пошел на осмотр вместо меня. За это я ему пообещал до конца нашего пребывания в этом доме отдавать свою пайку хлеба. Ваня немного помялся, но после того, как Федя ему сказал: «Пойди. Выручи соседа», — он согласился. Мы быстро поменялись рубахами, и он пошел. Я с замиранием сердца ждал его возвращения. Вскоре он вернулся, совершенно спокойный и сказал, что все в порядке, прошел осмотр, ничего его не спрашивали. Мы снова поменялись рубахами, каждый надел свою, со своим номером.

После осмотра старик и дама, красиво говорившие на русском языке, на каждого завели карточки и в них впечатали некоторые демографические сведения: фамилию, имя, отчество, где родился, национальность, год рождения. Номера у нас забрали. Русская дама беседовала с нами. Обращаясь к нам, она называла нас «господа». Это звучало очень смешно. Один из нашей группы спросил у нее:

— Скажите, пожалуйста, фамилия того мужчины не Кривошеев, который был товарищем министра просвещения России?

— Да, — ответила она. — Мой муж был товарищем министра просвещения. А откуда вам это известно и как вы его узнали?

— Я его узнал по фотографии, — ответил он и добавил, что он сам преподаватель истории.

В конце дня комиссия уехала. В этом доме мы оставались еще три дня. Я регулярно отдавал свою пайку хлеба с благодарностью моему спасителю Ване. Он не представлял истинную цену его невольной услуги, благодаря которой в тот период мне была спасена жизнь.

На четвертый день за нами прибыли «покупатели». Нас разобрали по человек 10–12 в каждое село и вместе с карточками передали бургомистрам.

Бывает и хорошо — знать немецкий язык.

Я попал в село Трайдерсдорф. Бургомистр, который нас «закупил», всю дорогу от Кетцинга до Трайдерсдорфа периодически задавал мне вопросы — кто я, откуда, что умею, кто родители и т. д. Я ему кое-как отвечал. Он меня кое-как понимал. По внешнему виду я ему лично не подходил. В нашей партии были ребята покрупнее меня, гораздо здоровее и знающие сельхозработы. Но он меня взял к себе только потому, что я мог его понять. Он так всем и объяснял.

Бюргер по кличке Кропот.

Фамилия его была Мельбауэр, звали Иозеф (Иосиф), но по-домашнему Сеп, а кличка Кропот. Вместе со мной он себе взял нашу девушку Лиду Хоменко из Верхнеднепровска. Кроме того, у него уже давно до нас работал поляк Михал, мой ровесник, блондин с заячьей губой, отлично знающий сельхозработы, и немецкая девочка-батрачка Анна лет 14–15, красивая блондинка с косичкой.

У Кропота мне пришлось участвовать во всем комплексе сельхозработ и лесоразработках в Баварских Альпах.

Кропот был скрытый деспот, хотя старался показать себя общительным либералом. Часто говорил со мной о политике и удивлялся моему знакомству с историей Германии, ее деятелями искусства, литературы, науки, говорил, что я знаю о Германии больше, чем немцы. Он, конечно, в этом отношении мог меня сравнить только со своими односельчанами.

Однажды

он мне сказал, что я похож на еврея, и рассказал, как его и других немцев выручали евреи, давая взаймы деньги. В то же время он был пропитан фашистской идеологией, делил людей на высшие и низшие расы. Утверждал, будто бы поляки в одну ночь вырезали в приграничном городе Гляйвице всех немцев, что явилось причиной нападения Германии на Польшу, будто Союз первым напал на Германию. Кропот очень часто читал мою карточку, в которой было напечатано с моих слов, что я родом из Сальска. Он нашел Сальск на карте и определил, что я казак по происхождению. Этого мне и надо было. Но я, зная его упрямство, отрицал, что я казак, говорил, что дед мой казак, а отец мой учитель. Кропот настаивал на своем открытии моего казачьего происхождения, доказывая с пеной у рта, что если дед мой казак, так и отец мой казак, хоть по профессии он и учитель, а я, сын казачий, тоже казак. Вот этого мне и надо было добиться от Кропота. Этот факт я имел в виду, когда отвечал на вопросы при составлении на меня карточки. Кроме того, я знал, что из Сальска запросить обо мне не представится возможным.

О том, что я казак, Кропоту подтвердил местный ксендз, который в Германии является самым большим ученым авторитетом. Он объяснил Кропоту, что по внешним признакам курчавых волос я тоже похож на казака. С этого времени, когда Кропот меня ругал, он обязательно выговаривал: «Проклятый, отвратительный казак». Мне такие его ругательства очень нравились. Они были прикрытием и отвлекающим фактором и еще одним очком в мою пользу. Однако местный почтальон, старый немец, продолжал уверять Кропота, что я еврей. Но для Кропота авторитет ксендза был превыше всего.

В Трайдерсдорфе, кроме меня и Лиды, прибыли к другим хозяевам Галя и Нина. Все три девушки из Верхнеднепровска. Нина через два месяца удрала от хозяйки: муж ее хозяйки был на фронте. Нину разыскивала полиция, и в этой связи нас допрашивали. Через пару месяцев от Нины пришло письмо. Работала она где-то в курортном городе на западе. По соседству с нами работали у разных хозяев Митя Радченко из Верхнеднепровска, Толя Черный из Пятихаток, Вася Прокопчук их Божедаровки, его отец был председатель колхоза. В 30-е гг. его расстреляли за падеж лошадей, которых кто-то отравил. Из бывших солдат Красной Армии тут были Миша-узбек из Ташкента, Толя Зеленый с Урала и Виктор «Рыжий» из Сибири.

В Трайдерсдорфе была кирха (церковь). Все местные жители регулярно, нарядно одетые, по воскресеньям и праздникам посещали эту кирху. Служба сопровождалась органом. На органе играла дочь местного помещика. После службы по возвращении из кирхи все переодевались в рабочую одежду и трудились. В пору жатвы и сенокоса работали без выходных почти все немцы в Трайдерсдорфе и нас заставляли. В основном мы в воскресные зимние дни были свободны. Мы собирались в деревенской пивной, выпивали по одной-две кружки пива. Хозяева платили нам еженедельно по 1–2 марки, так что на пиво хватало. В канун религиозных праздников они дарили что-нибудь из одежды. Питались мы за одним столом и одинаковой пищей, главным продуктом был картофель. Жилищные условия наши были удовлетворительными. Все жили в капитальных комнатах, имели отдельные кровати, спали на перинах и укрывались перинами. Так что наши материально-бытовые условия, а также питание и свобода передвижения были гораздо лучше, чем у всех пленных и угнанных для работы на заводах, фабриках, шахтах, стройках и других крупных объектах.

Я знал о состоянии дел на фронте. Даже по фашистским сводкам можно было определить перелом войны в пользу Красной Армии. Поражение немцев в Сталинграде, окружение большой группировки и взятие в плен командующего 6-й армии фельдмаршала Паулюса было объявлено в Германии и отмечено трехдневным национальным трауром. На мой вопрос о боях в Сталинграде Кропот отвечал:

— Сталинграда не существует, там голое место.

— А кто же победил? — спрашивал я.

— Никто, — отвечал Кропот.