Обреченный рыцарь

Чернецов Андрей

Вот бешеная баба!

Пару раз подсылал к ней с расспросами блондина. Думал, что хоть к нему она поприветливее будет. Где там…

Знай себе отмалчивается, лицом мутнея да о каких-то хворых землях себе под нос бормоча.

И все некоего банника поминает. На пару с Учителем. И до того честит обоих, что у Гавейна зародились сомнения, а не учудили ль эти двое с ведьмой что-нибудь этакое. Типа того, что они с Перси хотели с ней сотворить при первом знакомстве. Хе-хе…

Рыцарь огляделся по сторонам и вдруг заметил, что ненароком въехал в подлесок.

Эге, а ведь чародейка

строго-настрого запретила без ее сопровождения приближаться к Старому лесу на полет стрелы. Но мало ль какие страхи глупой бабенке на ум придут. И воин все эти бредни слушать должен?

У кого, спрашивается, в ножнах верный меч, а за спиной лук и полный колчан острых стрел? Ну чего тут бояться с таковыми-то помощниками?..

Так, а это чего в кустах шевелится?

Вот же…

Прищурился, высматривая вероятного противника. Рука ж непроизвольно передвинула меч с боку на живот, чтоб в случае чего доставать сподручнее было. Но, видно, сталь тут не понадобится. Разве что под конец, если добивать придется.

Бритт заприметил что-то шерстистое. И еще услышал невнятную возню и рычание.

Никак дичь?

Вот это к месту! Надо побаловаться свежатиной.

Из их дамы повар никакой. Но ничего, сами с усами.

Хорошо бы, чтоб кабанчик подвернулся. Вепрятинку можно чуток отмочить в вине, благо кое-какой запасец имеется, да с душистыми травками. И на вертел. И на костерок. Чтоб мясцо дымком пропиталось и сок пустило.

Так живо себе все это представил, что даже слюнки потекли.

Наложил стрелу на тетиву и на всякий случай приготовил еще парочку. Вдруг рука дрогнет или конь споткнется. А у кабанов шкура толстая. Завалить такого зверя с одного выстрела – это недюжинное мастерство нужно. Вот наместник Арторий, тот умел подобные штуки выделывать. Ну, еще командор Ланселат. Самому ж Гавейну ни разу сей подвиг не удавался. Три стрелы – его предел.

Ну, поросеночек, выходи. Хватит в прятки играть.

Кусты затрещали…

Файервинд всецело погрузилась в работу.

Тевтон, затаив дыхание, следил за каждым ее движением. Ведь практически впервые он был допущен в святая святых чародейства. В магическую лабораторию.

Конечно, лаборатория – это сильно сказано. Всего-то большой шалаш, который они с Гавейном и соорудили для своей нанимательницы (звать красавицу хозяйкой рыцарская гордость не позволяла) под сенью старого раскидистого дуба.

Парсифаль заметил, что вообще в этой округе с растениями творится нечто удивительное. Они достигают каких-то неимоверных размеров. Наставница объяснила это явление воздействием особых воздушных флуктуаций, происходящих от… В этом месте она ткнула пальцем в сторону темнеющего вдалеке Старого леса и дальше распространяться не стала. Вроде и так все понятно, зачем еще слова тратить.

Ну не говорит, и не надо.

И без того понятно, что с этим лесом что-то не так.

Они ведь с самого начала поездки направлялись именно к нему. Однако ехали не напрямую, а как бы кружили вокруг да около, словно коршун, выцеливаюший добычу. То с одной стороны подъедут, то с другой, то с третьей. Порыщут там-сям, порасспрашивают местных жителей, наберут того-сего

в сумки. И сюда, в лагерь.

Здесь красавица уединится в своем «шатре» и давай чародействовать.

Рыцари с опаской наблюдали, как оттуда сыплются искры, расходится многоцветное сияние и выбегают размытые тени. И еще доносятся голоса. Женский, принадлежащий Файервинд, и мужские. Разговоры (или перебранка?) велись на повышенных тонах и на неизвестном имперцам наречии.

После таких толковищ магичка выходила мрачной и неразговорчивой. Будто весь пыл из нее вышел во время таинственных словесных баталий.

Было видно, что в душе Файервинд происходит жестокая борьба. Но кого с кем или с чем? Перси многое бы отдал, чтобы прояснить это. Однако то подобие взаимопонимания, которое, как казалось блондину, возникло между ним и красавицей в последнее время, еще не давало ему возможности проникать в такие сокровенные глубины.

Ничего, с помощью милостивого Хонсу…

Пока же он ограничивался ролью ученика чародейки. И то дело. Сколько трудов душевных и страданий физических ему стоило, чтобы утвердиться хоть на этом месте. Фай (про себя, а иногда и вслух он называл ведунью таким именем) упорно не хотела подпускать к себе кого бы то ни было ближе той дистанции, которую определила она сама. Запахнулась в свой магический плащ, как в броню, и все.

Отчего она такая? Понятно, что маги всегда окружают себя таинственной завесой. Но ведь то дряхлые старцы и старухи. А Фай молодая и красивая женщина в полном соку. Наверняка было в жизни колдуньи что-то, сделавшее ее такой…

– Ты что, заснул?! – прервал его размышления недовольный голос.

– А? Что? – вскинулся парень.

– Разожги огонь, говорю.

Проворно кинулся выполнять приказ. Дама не любила нерасторопных.

– Хорошо. Положи в тигель немного земли, которую мы взяли с поля.

И это исполнил.

– Нагрей.

Молодой человек зажал медный тигель в бронзовых тисках с длинными ручками и поднес к огню. Некоторое время ничего не происходило. Но по мере того, как тигель и земля в нем накалялись, стало происходить чудное.

Сначала послышался назойливый, похожий на комариный писк.

Файервинд прислушалась к нему. Хмыкнула и брызнула на раскалившуюся землю несколько капель изумрудной жидкости из маленького хрустального пузыречка, извлеченного ею из кошелька.

Писк сменился пронзительным воем, от которого у рыцаря заложило уши. Он выронил тиски и схватился руками за голову. Лишь бы не слышать отвратительных звуков.

Через пару мгновений наступила тишина.

Перси виновато посмотрел на колдунью.

– Ничего страшного, – махнула та рукой. – Все, что было нужно, я узнала. Теперь подай горшок с молоком.

Взял с полки, устроенной тут же, на нижних ветвях дуба, глиняный кувшин с кислым молоком, купленным в Остудах. Пойло издавало невыносимую вонь. Блондин даже нос зажал пальцами. А ведьме нипочем.

– Неженка! – фыркнула. Но не зло, а с усмешкой. – И вон ту коробочку. Да не эту, а ту, что слева. Где у нас жабы хранятся.

Подал и сушеных жаб. Руки непроизвольно зачесались. Тут же захотелось помыть их в реке. Благо, та была неподалеку.