Обреченный рыцарь
Шрифт:
Любому другому такое, может, и польстило бы. Но Гавейн молил Всевышнего, чтобы стишок не дошел до ушей Светланы. Вероятно, почти о том же думал и блондин. Только, разумеется, применительно к Файервинд.
Как-то так само собой выходило, что бритт и княжна виделись чуть ли не ежедневно. То здоровяк на княжеское подворье заявится с отчетом или повидаться с Вострецом. То Велимирова дочка придет на ристалище поглазеть
Рыцарю казалось, что Светлана смотрит на него как-то по-особому. Вроде как прицениваясь.
Пусть смотрит. Как говорят здесь: за посмотр денег не берут. Все равно у них нет никакого будущего. Кто он и кто она? Ее уже давно женихи из окрестных государств одолевают. И все принцы да герцоги. Как это еще из Александрии от августа послов для смотрин не присылали? Хотя цезарю Кару всего пятнадцать и у него еще молоко на губах не обсохло. Да и не пойдет христианская княжна за невигласа-язычника. Так уж ее воспитали.
Ифигениус в этом отношении непреклонен. Лучше в монастырь, чем в храм с идолопоклонником. А вот Велимир, судя по его разговорам, вовсе бы не прочь породниться с наследником Империи. Тот мал, а Светлана смекалиста. Можно весь мир к рукам прибрать да в лоно святой веры привести.
Князь вообще что-то часто стал заговаривать о грядущем замужестве дочери, сетуя на ее норовистый характер и переборчивость. Пару раз из его уст прозвучала мысль о том, что неплохо бы устроить специальный турнир, как то в Европах водится, где главным призом стала бы рука Светланы и половина княжества в придачу. Подлец-шут поддержал властителя в этом намерении. За что потом огреб подзатыльник от Гавейна и пару оплеух от княжны. На том бы и похоронить идею, но ее автором оказался все тот же Офигениус. Этот от своих проектов отказывался не так легко. Поэтому потихоньку-полегоньку подготовка к состязанию женихов велась. И это не могло не удручать крепыша.
Парсифаль тоже был озабочен. Но несколько иными проблемами.
Файервинд доверила ему особое оружие, могущее помочь рыцарям в противоборстве с гигантскими грызунами.
Блондин долго вертел средство в руках, рассматривая с той и с этой стороны, и его грызли смутные сомнения. Нет, он не сомневался в том, что сумеет совладать с этим предметом. Однако будет ли от этого прок? Если уж полсотни хорошо вооруженных всадников не одолели кошмарных тварей, то что смогут двое рыцарей, экипированных полым кусочком дерева с несколькими дырочками.
Гавейн, так тот прямо послал чародейку на все четыре стороны и дальше. Он в скальды не нанимался. Меч, копье, сеть с трезубцем – это всегда пожалуйста. Но свирель…
– Я на тебя вообще-то и не рассчитывала, – презрительно скривила губы красавица, постукивая дудочкой по ладони. – Не по твоим пальцам дырки вертелись.
И вручила музыкальный инструмент тевтону.
– Слыхала, ты большой мастер по этой части… Так сыграй нам что-нибудь…
Парень бросил уничтожающий взгляд на глумливо улыбающегося бритта. И кто его только за язык тащил? (Он и не подозревал, что о своем искусстве музыканта сам и поведал ведьме, когда та допрашивала рыцарей в Старом лесу. И это помимо всего прочего.)
– Ну, не знаю, – замялся. – Что именно вы хотели бы услышать?
– Все равно, – улыбнулась, загадочно и призывно поблескивая очами. – На твой вкус. Под настроение.
Облизал
Вспомнив обстоятельства того дельца, Перси развеселился. Славно они тогда селян накололи. Денег взяли, яму с врытыми кольями подготовили. Ну, и собачью голову заодно. Когда тевтон закончил свой концерт, а бритт умаялся махать мечом, ровняя близлежащие кусты и мелкие деревья, рыцари просто предъявили башку «песиголовца» крестьянам, пояснив, что тело после отделения верхней части само собой сгорело синим пламенем. Наивные горцы поверили. И с деньгами не поскупились. Хотели еще и на упыря их подрядить, однако приятели поспешили отказаться, сославшись на чрезвычайную занятость.
Какую ж он песенку играл тогда?
Кажется, «Патрицианку и боцмана» сочинения Стира Максимуса. Но исполнить такое перед Фай постеснялся. Не кабак все-таки, и она не дешевая кабацкая подружка на одну ночь.
Подумал, подумал и начал наигрывать немудреную любовную песенку, подхваченную им там же, в Карпатах, у местного пастуха. Мелодия была печальной и протяжной. Словно кто тихонько всхлипывал, прощаясь с несбывшимися мечтами.
Гавейн даже закручинился, вспомнив что-то свое. А Файервинд впилась глазами в губы музыканта, обхватившие мундштук свирели. Может, вспомнила, как слизывала с них молочные капли? Там, в шалаше возле Старого леса. По крайней мере, Парсифалю этого бы очень хотелось. После того их единственного поцелуя, который и поцелуем-то назвать нельзя, чего-то подобного между ним и красавицей не было. А жаль…
– Жаль… – повторила его мысль ведьма. – Жаль, что это не пригодится вам в бою. Для изгнания крыс необходима другая мелодия. Ну-ка…
Она протянула руку к дудке, отобрала ее у блондина и, не обтерев мундштук, приложила его к своим устам.
«А ведь это похоже на поцелуй», – промелькнуло в голове Перси.
Звуки, полившиеся из свирели, мигом развеяли его романтические мечтания. Они были настолько жуткими и негармоничными, что враз заболела голова и захотелось спрятаться куда подальше, чтобы не слышать этого ужасающего концерта. Те же чувства, если судить по выражению липа, испытывал и толстокожий Гавейн. Который оказался менее выдержанным и, подлетев к магичке, вырвал у нее дуду, намереваясь тут же сломать инструмент о колено. Слава великому Хонсу, Файервинд вовремя успокоила нервы бритта небольшим огненным шариком, пущенным над головой рыцаря и отвлекшим его внимание.
– Ты что думаешь, у меня в запасе тысяча таких вот дудок имеется?! – возмутилась чародейка, прижимая к груди чудесную свирель. – Аккуратнее с ней, – возвратила инструмент Парсифалю. – И с этим тоже, – кивнула в сторону крепыша. – По мне так его вообще на дело брать не стоит. Один управишься. Запомнил мелодию?
– Если это можно назвать мелодией… – покачал головой парень.
– Так она ж не для людей слагалась, – отбрила Фай. – Твоя, спору нет, намного лучше. Но в бой ты отправишься с моей. Все понял?
Перси кивнул.
– Вот и молодец. Теперь слушай. Как только увидишь, что крысы начали впадать в ступор, начинай двигаться к реке. Как раз у Старого Гая Борисфен достаточно глубок, чтобы стать последним приютом для этих тварей. Гляди только сам не утони…
– Что, жалко будет? – подначил.
– Не говори глупостей! – фыркнула чародейка в том же, что и он, тоне. – Было бы о ком…
– Эй, дед! – проорал Гавейн, обращаясь к едущему им навстречу на телеге мужику. – Где тут у вас крысы завелись? Те, что чуть епископа не сожрали?!