Обретая надежду

Солсбери Дж. Б.

Острая боль скручивает мою грудь.

— Если не хочешь делать это для себя, сделай для Эллиот.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — рычу я. Упоминание имени моей дочери разжигает небольшой гнев, и я изо всех сил пытаюсь подавить его. — Она любит этот дом, и ей нравятся напоминания о ее маме.

Он прочищает горло и бормочет:

— Ага. Конечно…

Я закрываю глаза и мысленно сжимаю оба кулака вокруг своего сердца, удерживая его от раскола, который, как я чувствую, приближается.

— Она никогда не знала свою маму, так

что все твои напоминания напоминают ей о том, чего у нее никогда не было.

— Ты знаешь мою дочь год и вдруг думаешь, что у тебя есть докторская степень по детской психологии?

— Она мне не нужна. Это дерьмо — здравый смысл.

Пошел он.

— Мне жаль, Джес. Мой ответ — нет.

Он вздыхает.

— Ты совершаешь ошибку.

— Я должен вернуться к работе.

Мы прощаемся, и я смотрю на себя в зеркало во всю стену. Мой брат считает себя экспертом по скорби? Смехотворно. Что, черт возьми, он знает о потерях? Или о том, как быть отцом? Ничего. Вот что.

Я разгоняю беговую дорожку до спринта и сжигаю свое разочарование и растерянность в поту и мышечной усталости.

ЭШЛИ

Это глупо.

Я должна завести свою машину, развернуться и уехать. Даже не знаю, как так получилось, что я приехала в церковь почти на двадцать минут раньше. Никогда не приходила раньше времени за всю свою жизнь. И все же я здесь, сижу в своей машине, смотрю на входную дверь церкви, в то время как люди приходят и уходят. Кто знал, что в течение недели в церкви так много событий? Я думала, что Иисус был воскресным парнем.

Развернув еще одну мятную жвачку, запихиваю ее в рот, чтобы присоединить к трем другим. Мое колено подпрыгивает, а челюсть болит от комка жвачки, который перетираю между зубами.

Группа из трех человек выходит из церкви, останавливаясь, чтобы поболтать, в то время как другие проходят мимо них, чтобы войти внутрь. Все эти люди пришли на занятия с волонтерами? Если есть какой-то процесс одобрения, и эти люди мои соперники, то я спокойно могу пойти домой и напиться прямо сейчас. Это было бы гораздо более продуктивно.

Нет, я не откажусь от этого.

Особенно после прошлой ночи.

Проехав весь путь до дома Энтони, я вошла в дверь и села на диван, где он предложил мне выпить, от чего я отказалась. Мне просто хотелось перейти к хорошей части, к той части, где я буду чувствовать себя лучше. Он сел рядом со мной, положил руку мне на бедро и поцеловал в шею.

Я пыталась. Действительно старалась. Закрыла глаза и представила, что Энтони — это кто-то, кого я не знаю и никогда больше не увижу. Сосредоточилась на ощущении его языка, теплого и влажного, когда парень лизал мою шею. Но мои руки оставались сжатыми по бокам, и я пыталась заставить себя расслабиться. Когда его губы встретились с моими, просто вскочила с дивана, извинилась и ушла.

Я не смогла этого сделать.

Не смогла заняться бессмысленным

сексом.

Что, черт возьми, со мной не так?

И почему я чувствую, что все, что ждет меня за этими церковными дверями, может быть моим ответом?

— К черту это. — Я хватаю свою сумочку и практически выскакиваю из машины.

Мои каблуки стучат по асфальту, пока я топаю через парковку. Чувствую на себе взгляды всех церковных людей вокруг меня. Они пялятся. Осуждают. Я поворачиваюсь к группе из трех человек — двух мужчин и одной женщины — и подмигиваю, прежде чем открыть дверь и войти в прохладный вестибюль.

Куда теперь?

Я предполагаю, что занятия для волонтеров будут проходить в кабинете Кэти.

Потрясающе.

Словно святая сила толкает меня вперед, я целеустремленно иду по коридору налево. Насколько я рано? Проверяю время на своем телефоне, когда что-то врезается в меня сзади, заставляя мой телефон скользнуть по выложенному плиткой коридору.

— Черт! — Я прикусываю губу, пытаясь сдержать ругательство, но слишком поздно, оно уже вырвалось.

— Мне так жаль, — слышу я позади себя.

Этот голос успокаивает мои нервы, но в то же время вызывает бабочек в животе.

Я поднимаю свой телефон с пола, замечая, что на экране появилась новая трещина в виде паутины.

— Черт возьми.

Когда, наконец, поднимаю взгляд и вижу Бена, что-то внутри меня раскалывается точно так же, как стекло моего телефона.

Он одет не в свою обычную пасторскую униформу, состоящей из консервативной рубашки, застегнутой до воротника, и брюк. Нет, сейчас мужчина показывает больше кожи. Свободные спортивные шорты демонстрируют мускулистые икры, покрытые темными волосами. Его футболка мешковатая, но без рукавов, и его руки… святое дерьмо, его руки. Накачанные мышцы, обтянутые загорелой кожей, блестят от пота под флуоресцентными лампами.

— Я его сломал? — Только что с тренировки, его лицо раскраснелось, и от него пахнет «Ирландской весной»⁶, когда мужчина подходит ближе, чтобы посмотреть на мой телефон.

— Он уже был сломан.

Его мокрые волосы, в виде шипов на кончиках от пота, придают его обычному прямолинейному образу некоторую остроту. Черт возьми, если это не заставляет мои внутренности сжиматься.

— Мне жаль. Я и не заметил, с какой силой открыл дверь. Мне следует быть более осторожным.

— Ничего страшного. Все нормально.

Бен облизывает губы, привлекая мое внимание к ним, хотя его взгляд все еще на моем телефоне.

— По крайней мере, позволь мне заплатить за ремонт.

— Ты не обязан этого делать.

Когда взгляд его карих глаз скользит по моим, я замираю, потому что, может быть, это просто свет, но они совсем не кажутся карими. Они представляют собой смесь коричневого, зеленого и желтых оттенков.

— Я хочу.

— Правда?

Он быстро моргает, разрушая чары, и отступает назад.

— Это правильно.