Обретение Родины
Шрифт:
«Мыслимо ли, чтобы наш народ мог все это стерпеть? Чтобы венгры позволили гнать себя на бойню?.. Нет, это решительно невозможно! Что же, однако, нужно, что можно сделать?»
Хотелось кричать. Дьенеи готов был душить своих недругов, драться голыми руками.
«До чего ужасно это бессилие! Знать, что нужно делать, и не быть в состоянии действовать!»
Вскочив с нар, Дьенеи изо всех сил заколотил кулаками в дверь камеры, изодрав руки в кровь.
Капитан снова лег на жесткие нары. Сжал веки и прикрыл рукой лицо.
Сейчас он видел перед собой свою рано
«Так и не дождалась, бедняжка, моего производства в офицеры, — подумал Дьенеи. — И какое для меня счастье, что она не дожила до…»
Дьенеи заснул. Ему привиделся дивный сон. Во сне он громко смеялся.
Когда он открыл глаза, было позднее утро. В первую минуту Дьенеи даже не понял, где он находится. Из маленького, забранного густой решеткой оконца в камеру проникал скудный свет. При этом дневном, естественном освещении грязный карцер выглядел еще мрачнее, чем ночью, при тусклой электрической лампочке.
— Вставайте, господин капитан. Вас ждут.
Только тут узнал Дьенеи полковника Кальмана Кери и понял, что проснулся не сам по себе, а оттого, что его кто-то тормошил.
— Вставайте, господин капитан!
На миг Дьенеи оцепенел от ужаса, но тут же овладел собой.
«Ведь я же знал, что так должно быть!» — подумал он.
Ему хотелось показать Кери, что он совершенно не испытывает страха перед смертью.
Он вскочил на ноги. В упор глядя на Кери, он крикнул ему в лицо:
— Да здравствует свободная, независимая Венгрия!
Кери смотрел на Дьенеи ошеломленно. Потом отнюдь не военным жестом почесал в затылке, покачал головой и произнес:
— Если вам, господин капитан, больше сказать нечего, мы можем отправляться. Приведите себя хоть немного в подарок, вас вызывает его высокопревосходительство.
Теперь пришла очередь Дьенеи вытаращить глаза. Он с недоумением уставился на благоухающего одеколоном полковника. Кери рассмеялся. У него была привычка смехом маскировать свои подлинные мысли.
Уже третий год служил Кери в отделе контрразведки и был связан с гестапо. Он поддерживал дружеские отношения о графиней Габи Залаи, которая пользовалась особым доверием и благосклонностью семейства Хорти. Благодаря графине Габи ему удавалось с необыкновенной легкостью разрешать иные дела, которые казались вначале неразрешимыми.
Находясь на службе, Кери приобрел привычку не только смотреть свысока на тех, с кем и ради кого работал, но и откровенно презирать их. Все они, по его мнению, были глупы и трусливы.
Но одновременно он ненавидел и тех, против кого были направлены его действия. Уже слишком скоро пришлось ему убедиться, что людей, которых он по долгу службы называл предателями родины, трудно чем-либо запугать. Эти негодяи не страшились
«Они хуже призраков, — мысленно заключил полковник. Когда их ищешь — не найдешь, а захочешь от них скрыться — они повсюду».
Кери и прежде не деликатничал со своими жертвами, но с того момента, как в нем зародился страх перед ними, жестокость его возросла. В последнее время он обнаружил в себе наклонности настоящего садиста и проявлял беспощадность не только в тех случаях, когда считал это политической необходимостью. Более того, он даже заметил, что испытывает наслаждение от своей кровожадности. Чаще всего она проявлялась по отношению к людям, не связанным с той игрой, которую он вел по поручению венгерской контрразведки и гестапо, — ко множеству лиц, даже не подозревавших о делах, связывающих его с Габи Залаи.
Теперь он с вожделением предвкушал расправу над людьми, равными себе по положению, мысленно разбивая своих сослуживцев на три группы. К первой он относил всех тех, кто стоял за гитлеровцев потому, что получал от них деньги. Ко второй — последовавших за Гитлером исключительно по тупости и невежеству. Третью группу составляли такие, кто громче всех кричал здравицу Гитлеру, ибо их обуревал страх перед ним и гестапо. Рассчитывал Кери главным образом на этих последних. Он уже знал по опыту, что сумеет получить полное удовлетворение лишь от мук и страданий людей, которые трясутся при одной мысли о пытках и смерти.
Дьенеи явился для Кери исключением. Полковник возненавидел его с первой минуты. Было ясно, что к врагам Гитлера человек этот присоединился, не польстившись на посулу или из страха, но по внутреннему убеждению. Кери был полон ненависти к подобным людям потому, что боялся их сам.
С каким удовольствием подверг бы он сейчас Дьенеи истязаниям!.. И чтобы не выдать этих своих затаенных желаний, Кери громко смеялся.
— Его высокопревосходительство господин генерал-полковник ждет господина капитана.
Пропустив Дьенеи вперед, Кери вежливо предложил ему занять место в стоявшем у ворот тюрьмы черном «мерседесе». Как только машина отъехала, Кери, не переставая улыбаться, проинформировал Дьенеи.
— Предложение находящихся в русском плену господ офицеров передано по телефону его высочеству господину правителю. По поручению его высочества вам предстоит перейти обратно, на территорию, занятую советскими войсками. Пленным венгерским офицерам никакого ответа не будет. Но советскому командованию, точнее, командующему 4-м Украинским фронтом, вы передадите, что его высочество господин регент принял решение начать с Советским правительством переговоры о перемирии. Повторяю, это сообщение предназначается исключительно для командующего 4-м Украинским фронтом. А венгерским офицерам напомните, что воинская присяга и в дальнейшем призывает их повиноваться господину регенту — нашему верховному правителю. Вы меня поняли?