Обретение Родины

Иллеш Бела

По узким, извилистым, вконец разбитым дорогам, через временные мосты, построенные на скорую руку вместо взорванных постоянных, двигался по направлению к горной цепи сплошной бесконечный поток орудий и грузовиков с боеприпасами и продовольствием. По обочинам шагала пехота. Хорошо еще, что движение было односторонним: назад никто не шел и не ехал.

— Очевидно, командующий не опасается контрнаступления противника. Да и в воздухе тоже мы господствуем, — заключил Давыденко, глядя на густую, двигавшуюся в одном направлении, к линии фронта, массу людей и машин.

Горячо,

по-летнему припекало солнце. Небо было ослепительно голубое, может, только чуть бледней, чем оно обычно бывает в августе. На шоссе стояла пыль, хотя всего двое суток назад здесь царила непролазная грязь. Два предыдущих дня почти не переставая лил дождь, а по ночам сильно подмораживало. Несколько часов кряду дул острый как бритва ледяной северный ветер, срывавший с деревьев жухлые, покрытые инеем листья. Когда же выглянуло наконец солнце, деревья уже осыпали всю листву.

Вклинившись в колонну артиллерийских орудий и повозок с боеприпасами, три грузовика редакции «Венгерской газеты» с трудом продвигались на северо-запад.

Деревья вдоль дороги, по которой они следовали, стояли совершенно голые, казались гораздо выше, чем летом, и производили грустное впечатление, хотя по их серым и коричневым стволам весело плясали солнечные лучи, на мгновенье окрашивая длинные сучья и тонкие веточки то в красный, то в оранжевый цвет.

Шагавшие по обочинам стрелки были уже одеты в зимнюю форму — в ватные куртки и серые меховые ушанки. Становилось жарко. Один за другим снимали бойцы свои тяжелые зимние шапки, заметно теряя при этом в воинственности и мгновенно преображаясь в шумных, веселых парней, которые, казалось, совершают увеселительную прогулку.

«Венгерская газета» подкатила к воротам паркетной фабрики. Война пощадила ее корпуса, построенные в свое время австрийским бароном Грёделом, одним из крупнейших лесопромышленников и магнатов Габсбургской монархии. В период немецкой оккупации фабрику поглотил концерн Германа Геринга, а сейчас в огромном здании дирекции, которое по виду могло вполне сойти за дворец, уже с неделю расположились интендантское и политическое управления фронта. Мрачные, полутемные цехи фабрики и ее хорошо проветриваемые лесохранилища были превращены в армейские провиантские склады, а также и склады амуниции, обмундирования и боеприпасов.

Редакция должна была пробыть здесь одну ночь, и ее расквартировали в небольшой, примыкавшей к главному зданию вилле. Вилла была построена в скандинавском стиле и называлась «малым замком». В течение многих лет гитлеровцы держали в ней фронтовой публичный дом. По распоряжению Петрова виллу переоборудовали под фронтовой госпиталь с большим операционным залом, оснащенным по последнему слову медицинской техники. Но к моменту приезда сюда начальника госпиталя, известного киевского хирурга, полковника медицинской службы Филиппенко, госпитальное оборудование еще не прибыло, его ожидали только на следующие сутки, и потому приют на ночь в этом «малом замке» получила «Венгерская газета».

Сразу по окончании наскоро состряпанного ужина Балинт приказал

своим сотрудникам немедленно ложиться спать.

— Завтра предстоит тяжелый день!

Сигнал подъема подали в три часа утра. На дворе стояли холод и темень. Воздух был промозглый. Единственное средство согреться в такую погоду — выпить сто граммом водки. Принявшему дозу этого лекарства уже не страшны ни холод, ни сырость. А к темноте глаза привыкают быстро, тем более что, когда к подъезду подошли машины, край неба уже начал светлеть.

Редакция до последнего времени передвигалась на трех грузовиках. С нынешней стоянки к ним присоединилась еще пара «виллисов» с тремя автоматчиками в каждом. Один «виллис» встал во главе колонны, другой пристроился в ее хвосте.

Обычно, если кто-либо делал попытку разузнать у Балинта про новый маршрут, лысый майор резко обрывал любопытного:

— Занимайся своим делом! Куда надо, туда и едем. На новое место, вот и все. Будем там работать.

Но сегодня, не признаваясь в этом даже себе, майор Балинт почти жаждал, чтобы кто-нибудь поинтересовался и спросил, куда держит путь редакция. Однако, учитывая прошлый печальный опыт, никто сейчас к нему не приставал, и Балинту пришлось по собственному почину, без всяких наводящих вопросов, объявить, куда они едут.

— Ну, ребята! Рассаживайтесь в машинах поудобнее. Сойдем теперь уж прямо в Мукачеве!

2. Встреча в отеле «Звезда»

Шоссе все круче карабкается вверх. Все чаще повороты. То справа откроется вдруг вид на горные темно-зеленые вершины с плывущими между ними серебристыми клубами тумана, то слева внезапно как бы распахнется окошко на бегущую параллельно дороге гористую цепь, и глазам путника предстают пожелтелые долины, полысевшие леса.

Из-за лесов встает ослепительное солнце. Когда смотришь на него отсюда, сверху, оно кажется таким огромным, что заслоняет собой весь горизонт. И Балинту представляется, будто на небе поднимается не одно, а сотни, много сотен, неисчислимое множество солнц.

Шагающие по обочинам шоссе бойцы-пехотинцы поют:

И на Тихом океане Свой закончили поход…

Когда сюда доносится далекая артиллерийская канонада или землю под ногами сотрясают сильные взрывы, песня обрывается. Бойцы снова надевают свои серые ушанки и подтягивают ремни.

В нескольких шагах от марширующих колонн, почти на самом краю придорожной канавы, среди кустов притаились, прижавшись к земле, зайцы. Их тут несметное количество, и они какие-то странные — не то бесстрашные, не то чересчур перепуганные. Зайцы не кидаются прочь, даже когда в них швыряют комком земли. Парни в серых солдатских ушанках то и дело поворачиваются к ним, одни — чтобы притворно пугнуть, другие — шутливо подбодрить косоглазых. Зайцы неподвижны, словно окаменели. В их круглых глазах теплится жизнь. Заячья жизнь — страх, ужас, безнадежность.