Обретение Родины
Шрифт:
Размечтавшись о подавальщицах, брадобрей почему-то ощутил во рту вкус рыбацкой ухи и пива.
Его светло-карие глазки подернула слеза умиления.
— Что угодно вашему превосходительству? Прошу прощения, только сейчас заметил, что ваше превосходительство изволит бодрствовать.
Граф Шторм безмолвствовал. Назойливый Раган повторил свой вопрос. Но генерал повелительным жестом приказал ему замолчать. Он думал. Правда, граф уже давно решил вообще перестать о чем бы то ни было размышлять. Однако сумасбродные мысли обычно бывают, к великому сожалению, не столь покорны, как придурковатые денщики. Они, эти мысли, наперекор всему лезли в его
Поминутно рождавшиеся без генеральской санкции, эти мысли непрестанно внушали всякий вздор о жизни, о ее высших целях. Разумеется, душу генерала терзал отнюдь не вопрос о смысле бытия всего человечества. Думы его касались только одной проблемы: ценности собственного существования. Но именно о своей собственной жизни как раз почему-то и не хотелось раздумывать генералу графу Альфреду Шторму. Он давно уже решил, что лично для него все кончено. С того самого момента, когда ему ампутировали ноги.
Дед графа Шторма, небогатый прусский помещик, поступил на военную службу к австрийцам в дислоцированный в Венгрии императорский уланский полк, где последовательно получил сначала чин старшего лейтенанта, потом капитана и наконец майора. И женился на обедневшей польской графине. С какой стати?.. Почему бы и нет! Ведь, как-никак, ему достался графский титул!
Отец генерал-лейтенанта, тоже кадровый офицер, состоял в драгунском императорском полку, который опять-таки был дислоцирован в Венгрии. В отставку он вышел в чине подполковника, женат был на дочери командира одного австрийского артполка, стоявшего под Триестом, итальянца по происхождению.
С матерью Альфред Шторм говорил по-итальянски, с отцом по-немецки, а венгерскую речь слышал только от денщиков. Восьми лет он уже числился воспитанником австрийской военной школы в Винер-Нейштадте. Первое время после получения офицерского темляка нес службу в Будапеште, в его императорского и его королевского величества егерском полку. Оттуда, учитывая, что он, кроме немецкого, почти в совершенстве знал итальянский и английский, его перевели в отдел контрразведки военного министерства Австро-Венгрии.
В качестве офицера этого отдела он провел всю первую мировую войну. Главной его задачей было неусыпное наблюдение за политической жизнью Венгрии, причем особо пристальное внимание ему надлежало обращать на враждебность, проявляемую к правящей династии, на злокозненные сепаратистские тенденции и преступное нежелание вести войну до победного конца.
В связи с этой своей деликатной миссией граф Шторм подолгу жил в Будапеште, почти безукоризненно овладел венгерским языком и познал ту непреложную истину, что, желая чего-либо достичь в этой короткой жизни, человек ни в коем случае не может и не должен скупиться и сквалыжничать.
Во время войны капитан императорско-королевской армии граф Альфред Шторм познакомился с контр-адмиралом Хорти, которому в бурном 1917 году неоднократно лично докладывал о подозрительных, если не прямо революционных, то уж, во всяком случае, далеко не верноподданнических настроениях венгерских матросов имперского флота. Правда, закончив однажды официальный доклад, капитан Шторм тут же откровенно признался контр-адмиралу Хорти, что отнюдь не располагает достаточно убедительными доказательствами, дающими основание привлечь некоторых матросов к суду военного трибунала по обвинению в измене. Но контр-адмирал благодушно заверил, что ему, Хорти, никаких
— Во время войны всякий внушающий подозрение уже преступник. Я отдал соответствующие распоряжения.
Последнюю фразу Хорти произнес по-английски.
Контр-адмирал всегда беседовал с капитаном Штормом на этом языке.
После распада Габсбургской империи граф Шторм обосновался в Южном Тироле, где получил скромное местечко с неопределенными обязанностями и, увы, не вполне твердым окладом в отделе, принадлежавшем дальнему родственнику со стороны матери. Прочитав как-то в одной из итальянских газет сообщение о том, что контр-адмирал Хорти избран регентом-правителем Венгрии, Шторм немедленно поздравил его письмом, разумеется по-английски, и не преминул напомнить о доброжелательных чувствах, которые Хорти неоднократно проявлял по отношению к скромному капитану из контрразведки. В конце довольно пространного послания Шторм предлагал новоявленному главе государства свои услуги. Пять недель спустя пришел ответ. Правда, не от самого Хорти, а из политического отдела будапештской государственной полиции. Графа Шторма приглашали в Будапешт.
По прибытии туда граф имел сначала беседу с заместителем начальника этого отдела, а на следующий день встретился и с начальником. Прошла еще неделя, и граф получил аудиенцию у самого правителя. После этого в чине майора Шторм был зачислен в кадры Национальной армии и получил должность в министерстве обороны. Во время аудиенции Хорти предупредил графа, что ему придется изучить венгерский язык.
— Язык трудный, но освоению поддается, — сказал он, само собой, по-английски. — Я тоже думаю им заняться.
Итак, граф Альфред Шторм натянул мундир майора венгерской армии. В то время ему было тридцать два года. Высокий и стройный, с гибким, хорошо натренированным телом, он отлично танцевал, великолепно фехтовал, превосходно плавал и недурно играл в теннис. Он был элегантен, обладал прекрасными манерами, но, к сожалению, его оклад далеко не покрывал всех расходов, связанных с великосветскими развлечениями.
В самом скором времени молодому графу пришлось завязать знакомство со многими известными в столице ростовщиками. А когда они стали уж слишком беспардонно наседать на него, Альфред Шторм решил жениться. В жены он надумал взять дочь какого-нибудь банкира с Липотвароша, крупного коммерсанта или другого толстосума в том же роде. С этой целью он принялся усердно посещать журфиксы и семейные балы, добросовестно подыскивая себе наиболее перспективного тестя. Но пока залезший по уши в долги майор подбирал себе денежный мешок с дочерью на выданье в придачу, его успели назначить военным атташе при венгерской миссии в Лондоне.
Нанося прощальный визит в управление государственной полиции, Шторм пожаловался начальнику политического отдела, что его шантажируют и всячески донимают ростовщики. Полицейский комиссар заверил графа, что призовет распоясавшихся кредиторов к порядку.
Перед своим отъездом майор Шторм запасся рекомендательным письмом от графини Залаи — которую, между прочим, никогда в глаза не видел — к некоему молодому и весьма любезному подполковнику, военному атташе итальянского посольства в Лондоне. Письмо ему раздобыл начальник будапештской политической полиции. Графиня Залаи рекомендовала благосклонности итальянского подполковника своего старого друга милейшего графа Фреди, а в постскриптуме обращалась с шутливой просьбой раздобыть для графа Фреди богатую невесту.