Обретение Родины
Шрифт:
Потом винтовочную стрельбу заглушил визг минометов.
Мины проносились над головой. Стреляли где-то совсем близко.
Все вокруг гремело, шуршало, стонало, грохотало. Но те, кого искали минометы, молчали.
Через четверть часа смолкли и минометы.
Им на смену возник над лесом гул самолета. Самолет обстреливал деревья пулеметными очередями. Машина пронеслась совсем низко над соснами, почти касаясь верхушек, затем опять взмыла в высоту, и гул мотора стал постепенно стихать. Вот наконец он исчез совсем, и снова стало слышно, как
Тишина…
— Замерзнете, — шепнул парень в меховой шапке. — Вставайте скорее.
Тольнаи с трудом поднялся.
Он действительно почти окоченел.
Когда человек в ушанке помог ему надеть короткий полушубок и нахлобучил на голову меховую шапку, Тольнаи подумал, что все только что виденное и слышанное просто какой-то самообман и явью быть не может. Необычайный сон.
Тольнаи прислонился к дереву и снова впал в дремоту.
Спал он долго. Когда засыпал, под соснами стояла густая тьма. Теперь она сменилась предрассветным сумраком, в котором сновали тени в меховых шапках, с автоматами за спиной.
Чем больше привыкали глаза к полумраку, тем явственнее становились очертания этих теней, постепенно принимавших человеческий облик. Их уже можно было отличить друг от друга. Тольнаи долго старался угадать, с кем разговаривал он ночью, но узнал этого человека лишь тогда, когда к нему шепотом обратился широкоплечий, широкогрудый великан:
— Идем!
— Куда? — спросил Тольнаи, но не получил ответа.
Захватившая его группа двигалась гуськом. Он шагал след в след впереди идущим. Шли они быстро, но предрассветный холод все же давал о себе знать.
Лесную чащу прорезал глубокий овраг. Шедшие впереди партизаны исчезли из виду так быстро, словно их поглотила земля. На крутом склоне оврага Тольнаи поскользнулся. Но крепкие руки поддержали его:
— Осторожно!
Лежавший в овраге изжелта-серый снег был сырой и тяжелый, как глина. Идти по нему было трудно. С лица Тольнаи градом катился пот.
По дну оврага шагали еще довольно долго. Потом выбрались на склон.
В лесу постепенно светало. Над деревьями между клочковатыми ярко-оранжевыми облаками плыл неимоверной величины солнечный диск. Трона опять повела книзу. Склон, вначале пологий, постепенно становился все круче и круче.
— Осторожно!
Когда спускались в овраг, Тольнаи насчитал девять одетых в зеленые ватники партизан. А сейчас он видел впереди одиннадцать человек. Еще двое шли сзади. Один из них был гонвед. Тольнаи узнал его и не выдержал, чтобы не воскликнуть:
— Бодроги!
Гонвед молча улыбнулся. Он не сказал ни слова, но кивнул священнику.
Передние партизаны остановились.
— Будем завтракать, — проговорил человек в меховой шапке, который ночью давал Тольнаи водку. На шапке его вместо пятиконечной звезды виднелась пришитая наискосок красно-бело-зеленая лента.
Исполинские сосны окружали круглую яму.
— Воронка от снаряда, — пояснил венгр в меховой шапке. — В сорок первом здесь шли жестокие бои.
Теперь
— Как вы сюда попали, Бодроги?
— Я перешел нынче ночью, одновременно с вами, господин священник. К партизанам нас присоединилось пять человек.
— Откуда вы узнали, что переход возможен?
— Нам сказал об этом Пишта Заканьош. А вот тому, что перейти к партизанам — наш долг, надоумили нас вы, господин священник!
— Я? — изумился Тольнаи.
— Да, именно вы! Не помните? Четыре дня назад вы рассказывали нам, как Лайош Кошут в сорок девятом году организовал вольные отряды для борьбы против австрияков и велел мадьярам, вступавшим в эти отряды, не давать ни минуты покоя врагу, нападать на него врасплох, захватывая его обозы… Когда я вас спросил, что это за отряды, вы ответили всего одним словом: «Партизаны!» Разве не так вы тогда сказали?.. Именно так! А вчера утром вы прочитали нам стихотворение о гусарской роте Ленкеи. То самое, которое написал Петефи. Было такое дело? Эти слова запали нам в душу…
— Разглагольствовать сейчас недосуг. Давай ешь! — прервал речи Бодроги тот самый партизан, который сначала связал руки Тольнаи, а потом сам же разрезал веревку.
— Я Дюла Пастор, — представился он Тольнаи и протянул ему руку. — Командир одной из групп партизанского отряда. Всем отрядом командует русский. Политкомиссар у него венгр, родом из Ижака, что под Кечкеметом. Один из заместителей командира — украинец, другой — молдаванин, а доктор наш — словак. Тем не менее мы отлично понимаем друг друга. Вам, господин священник, придется пока слушаться меня. В первую очередь надо хорошенько подкрепиться.
В ночной мгле Пастор показался Тольнаи великаном, а при дневном свете выглядел лишь чуть выше его самого. Зато широкие плечи и крутая грудь свидетельствовали о недюжинной силе. Говорил Пастор негромко и спокойно. От этой тихой, неторопливой речи, как и от присущего ему спокойствия, тоже веяло силой.
Сделали привал. Одни расстилали на земле плащ-палатки, другие нарезали сало, делили хлеб.
Тольнаи ел почти машинально и, только умяв изрядный кусок сала, заметил, что и впрямь сильно голоден. Во время завтрака, казалось, он всецело был занят собственными думами и ни на что не обращал внимания. Между тем от него не ускользнуло, что партизаны сначала пьют водку, а уж потом принимаются есть.
Про себя он отметил, что первая завтракавшая группа состояла из семнадцати человек. В уме это наблюдение подытоживалось так:
«Нас восемнадцать!»
Партизаны ели быстро. Через несколько минут произошла пересменка и подкрепившиеся уступили место товарищам, остававшимся на посту.
Тольнаи собирался встать вместе с прочими, но Дюла Пастор его удержал:
— Останьтесь! Мне нужно вас кое о чем спросить.
— Спрашивайте.
— Вы хорошо знакомы с немецкой формой? Я хочу сказать, разбираетесь в немецких знаках различия?