Обретение Родины
Шрифт:
Эта пухлая книжка называлась «Где-то в России», а подзаголовок гласил: «Подлинные истории».
Балинт стал перелистывать сначала ее.
— Бумага отличная, шрифт тоже неплох!
Володя растянулся на полу. Ему частенько приходилось спать таким манером там, на Дону, в одной из тесных землянок под Урывом. В те времена и грохот пушек убаюкивал его, а сейчас мешало спать даже монотонное капанье нудного дождя. Володя часто и глубоко вздыхал.
Тольнаи ходил взад и вперед, бесшумно меряя шагами комнату.
Чтобы лучше видеть,
Следующий репортаж с фронта просветил лысого майора насчет того, каким образом обер-фельдфебель Иштван Кертвееши с одним наганом в руке задержал и вынудил к отступлению два русских танка. Гвоздем этой истории было то обстоятельство, что так устрашивший русских танкистов наган гонведа даже не был заряжен.
В другое время Балинта, должно быть, развеселили подобного рода выдумки, но сейчас ему было не до смеха.
«Неужели люди и в самом деле так глупы, что верят в этакую чушь? Или болваны лишь те, кто сочиняет и распространяет подобный вздор, рассчитывая, что читатель им поверит?»
Но, так и не сумев разрешить этот вопрос, Балинт приступил к чтению третьей истории. Пробежав глазами первые строки, он не смог удержаться от возгласа:
— Ну, уж это слишком! Вы только взгляните, Тольнаи.
Последняя корреспонденция с фронта рассказывала когда, где и каким образом командир дозора фельдфебель Имре Керекеш обнаружил обезображенный труп полкового священника Петера Тольнаи.
— Приятное чтиво? — спросил Балинт, когда священник пробежал глазами эту «устрашающую» корреспонденцию.
Тольнаи медлил с ответом.
— Стоит мне подумать, — произнес он наконец каким-то глухим голосом, — что напечатанный здесь вздор, быть может, прочитала моя мать, и у меня сразу пропадает охота смеяться.
Он не торопясь достал свой бумажник, дрожащими пальцами вытащил из него фотографию. Балинт долго рассматривал потускневшую карточку.
— Вы ни капли не похожи на свою мать. Совсем другой тип лица.
— Я похож на отца, — ответил Тольнаи.
На крыше приглушенно барабанил дождь. С потолка местами просачивалась вода.
Балинт шмякнул о стену книгу военных репортажей и взялся за иллюстрированный журнал. Снимки с фронтов внушали отвращение. Затем его внимание привлек один из старых номеров «Театральной жизни». Журнала этого он не видывал с давних пор. Снимки полуобнаженных актрис — знаменитых, менее популярных и вовсе неизвестных, бестолковые отзывы о спектаклях за подписью всевозможных графинь и баронесс, интимные истории из жизни знаменитых дам и господ, фотографии собак и кошек, принадлежащих писателям, актерам и банкирам-меценатам.
— И такого-то рода культуру защищают они от нас!
Вскоре лысый майор по горло насытился всеми этими сенсациями
«В Москве тоже есть театр!»
Таков был заголовок. Под ним мелкими скромными буквами стояло имя автора: Ене Фалуш. Рядом была помещена довольно четкая его фотография размером в спичечную коробку: длинная, невообразимо узкая физиономия с большими печальными глазами.
Балинт собирался по обыкновению лишь бегло просмотреть статью, но после первых же строк умерил темп. С превеликим вниманием и со все возраставшим изумлением дочитал он до последней строчки эту сравнительно небольшую заметку. Некоторые фразы перечитывал по нескольку раз.
— Встань-ка, Володя! Встань, прошу тебя!
Старший лейтенант Олднер, который долго зевал, долго маялся и наконец заснул, вскочил на ноги.
— Что случилось, товарищ майор?
— Ничего, ничего, мальчик мой. Только мне вдруг почудилось, будто я рехнулся. А чтобы не осталось на сей счет никаких сомнений, прочти, пожалуйста, вот эту статью. Внимательно прочти и скажи, что, по-твоему, хотел выразить автор?.. Как его?.. Ене Фалуш…
Володя прочитал статью Фалуша.
— Ну как? — спросил Балинт.
— Хитрая штука! — заключил Володя. — Однако хитрость весьма прозрачная. По существу, Ене Фалуш пропагандирует Московский Художественный театр, а через него — всю советскую культуру.
— Гм… Словом, ты полагаешь, что я не сошел с ума. Мне показалось, что я вычитал то же самое. Потому и решил, что рехнулся. Гм… Значит, бывает и такое?
Майор Балинт еще раз взглянул на фотографию Ене Фалуша и сунул номер журнала в свой вещевой мешок.
— А теперь попробуем заснуть!
Он задул лампадку и повернулся к стене. Немного погодя лысый майор пришел к выводу, что уснет куда скорее, если ляжет на спину. Потом снова повернулся на бок, закрыл глаза и стал дышать как можно медленнее и осторожнее, чтобы, не дай бог, не спугнуть дремоту.
Балинт досчитал до тысячи, потом опять начал счет с единицы, но затем остановился.
«Нет!.. Не хочу больше думать ни о чем».
Приехав под вечер, майор видел пленных лишь издалека, сквозь пелену дождя. Но сейчас, среди ночи, они представали перед ним с такой ясностью, словно весь лагерь озаряли сотни прожекторов. Он различал лица, глаза, даже капли дождя, стекавшие по худым, впалым щекам…
Лысый майор подпрыгнул на своем ложе и стал натягивать сапоги.
— Володя!
Старший лейтенант крепко спал, и Балинт решил не будить его. Тольнаи сидел, прислонившись к стене в другом углу комнаты, и дремал, уронив голову на грудь.
— Спите? — тихо спросил Балинт.
Тольнаи не ответил.
По-прежнему монотонно стучал дождь.
Где-то далеко, очень далеко гремели пушки. Их грохотанье немного успокоило нервы Балинта, и он снова опустился на свой соломенный тюфяк.