Обретение стаи
Шрифт:
А они теперь узнали.
Глава 27. Перемены снаружи
Не одно, так другое. Только закончилась эпопея с троном начальника отдела, пришла другая беда: Вика заболела, причем всерьез — доктор сказал, надо лечить почки. Ее положили в больницу, и теперь Торик каждый вечер ехал не домой, а к ней, навестить и хотя бы отчасти разнообразить ее унылую жизнь в палате. Телевизор у них был один на всех, в холле, и показывал, по ее выражению, «всякую мутоту», а читать книги она так и не пристрастилась.
* * *
А в субботу днем к нему пришла Зоя. Она не подавала виду, но в душе переживала: а вдруг погружение опять приведет в тот шоковый момент ее жизни? К тому же теперь Вики рядом не было, и Зое приходилось полностью полагаться на порядочность и понимание Торика. Он старался совсем не прикасаться к ней. Даже при нанесении электролита не протирал ее сам, а показал на себе, как это делается, и выдал пиалу, ватку и Викино зеркало.
Чтобы гарантировано не попасть в то же место, Торик выставил частоту гораздо выше, чем в прошлый раз, и начал подбирать амплитуду импульсов. Зоя лежала смирно, не ворочалась, но все тело ее было напряжено, кулаки сжаты, ноги плотно прижимались друг к другу. Стоит ли удивляться, что сон никак не шел?
Торик вспомнил, как укладывал непослушного Вадика, медленно рассказывая ему сказку, и подумал, почему бы не попробовать и здесь тот же подход? Он еще немного добавил амплитуду и заговорил медленно и плавно, не особенно отслеживая смысл. Зоя, не открывая глаз, улыбнулась, расслабилась, легла чуть поудобней и незаметно для себя уснула. На Мнемоскане зажегся нужный светодиод — прибор зафиксировал переход в сон, а Торик сидел рядом и гадал: получится в этой точке погружение или нет?
* * *
Вот только что я засыпала в привычном мире под нескладные сказки Торика и думала, что не усну, а в следующий миг появилось ощущение необычности, головокружения, отстраненности и вдруг…
…я смотрю под ноги, а там грязно. Ходить надо аккуратно, а то мама будет меня ругать, если испачкаюсь. Как здорово держать папу за руку! Он большой и сильный, лучше всех на свете!
— Не бойся, — говорит папа, — она тебя не укусит.
Мне интересно, про кого он говорит, но пока я ничего не вижу — передо мной стоят люди, некоторые с детьми. Пахнет чем-то непривычным.
— Дайте нам посмотреть, — вежливо, но твердо просит папа, и люди нехотя расступаются.
— О-ой!
Я близко, прямо перед собой, вижу огромную белую лошадь.
Совсем недавно на ней скакала тетенька в красивой одежде, а сейчас лошадка отдыхает. Как смешно она фыркает! Ой, что-то упало у нее из под хвоста. И сразу опять появился этот запах. Люди рядом смеются и зажимают носы, а папа отводит меня слегка назад. Вот же она, та тетенька! Она говорит:
— Можете погладить Примулу, она почти ручная. Только
— Хочешь погладить? — спрашивает папа и ведет меня поближе.
Я с опаской протягиваю руку через решетку, но лошадку не трогаю — боюсь. Тогда папа аккуратно берет меня за руку и помогает дотронуться до лошадки.
— Ой! — опять говорю я.
Вот уж не ожидала! Я думала, у лошадки волосы мягкие, как у куклы, а они как… как тугая трава на лугу. Но я все равно глажу их, и лошадка опять фыркает. Она большая и теплая. Ей так нравится или нет?
— Видишь? Они совсем не страшные, — смеется папа.
И я благодарно киваю ему, но потом говорю:
— Пойдем домой? Мама уже пришла и нас ждет.
Он смотрит на свои большие часы, и… мир переворачивается, съеживается, сплющивается…
* * *
Торик озабоченно смотрел ей прямо в лицо:
— Ну как, все нормально?
— Очень! — отвечает Зоя и широко улыбается: часть детского восторга еще светится в ней, окрашивая окружающее теплым и ласковым ощущением, будто прижался к котенку. — Я гладила лошадь.
— Лошадь?! В смысле, живую? У тебя было такое в жизни?
— Ога. Я совсем маленькая тогда была. Мы с папой ходили на представление на улице. А потом они разрешали погладить своих животных.
— Надо же! Я так рад, что наконец что-то хорошее!
— Так приятно! Я сейчас замурчу!
— Вставай, мурлыка, — улыбнулся он, и она потянулась всем телом. — Это дело надо отметить — пошли чай пить.
Хотел подать ей руку, но вовремя одумался.
— Я теперь еще хочу! Попробуем?
— Обязательно, только в другой раз. Сейчас ты не сможешь уснуть — в организме работает какой-то предохранитель.
— Ну ладно. А с чем будем чай пить?
— Эмм… Насчет этого у нас негусто — сейчас Вики нет. Давай, сгоняю в магазин?
— Потом. Хлеб есть?
— Конечно.
— А шпроты будешь?
— Шпроты?! «Ой, Вань, откель у тебя такое богатьство?» — сказал он мультяшным голосом.
— О, это меня муж на них подсадил. Бывший. Есть особо было нечего, а он где-то раздобыл большую партию, где-то полвагона, но продать толком не смог. У него вообще очень много было всяких безумных идей, но ни одна так и не выстрелила, все в минус. В общем… — она изящно развела руки — …с тех пор я к ним и пристрастилась — а потом даже самой понравилось. Одну баночку с собой захватила, будешь?
— Буду! Давай открою.
* * *
Октябрь 1999 года. Город, 34 года
— У вас на работе тоже поди сплошная борьба с «проблемой двухтысячного года»? — Стручок ехидно приподнял бровь и прищурился. — Будто раньше никто даже и предположить не мог, что год будут писать не двумя цифрами, а четырьмя!
— Да знали, просто заранее шевелиться никто не хотел. А уж когда прижучило и прищучило…
— Угу. Как жареный петух прицелился клюнуть…