Обретение стаи

Колюмбов Жорж

— Вроде да. Четвертую программу запустил для Конторы. Полет нормальный.

— Молодец. — Инга сегодня почти не улыбалась. Очки придавали ей более официальный вид, хотя на собеседника она старалась смотреть поверх стекол. — Но ты ведь не об этом хотел поговорить, я так понимаю?

— А можно и не про работу?

— Нужно! — Вот теперь она улыбнулась. — Мне вот недавно новый гороскоп сделали, и сразу стало понятно, куда надо жить и зачем стремиться.

— Как вы интересно разговариваете.

— Ну так надо ж соответствовать!

Я ведь разная бываю, очинно разная, когда надобно. Где-то гламурная блондинка, а где надо — строгая брюнетка в очочках. Даже если волосы светлые. Дело ведь не в них, по большому счету.

— И что с гороскопом?

— Ну а что там может быть? Ерунда полнейшая. Механическое движение планет определяет наши судьбы? Да ладно! Не может быть такого.

— Но что-то ведь определяет?

Быстрый испытующий взгляд на него.

— Если об этом задумываться всерьез, мы придем к одному из вариантов эзотерики.

— Мм, я часто слышу об этом, но лично не знаком, а вы?

— Я иногда почитываю книжечки всякие. Но мне интересней не происхождение наших верований, а странствия души.

Еще один острый взгляд: он не смеется? Не строит скептическую мину?

Торик не смеялся. Он уловил внутри себя легчайшее дуновение. Или шелест мыслей? Тема его зацепила. И он попробовал двигаться на ощупь, собирая крохи того, о чем где-то слышал:

— Странствия души? Это когда астральное тело… да?

— Названия авторы дают разные, но суть одна — человек впадает в некий транс, а в это время душа его устремляется к новым горизонтам и исследует иные миры, недоступные нам в обычной жизни.

Вот теперь его душа точно екнула и на миг прыгнула в пятку!

— А вы… пробовали когда-нибудь вот так… э… путешествовать?

— Ну что ты! Разве что во сне.

Ему захотелось рассказать ей о проекте. Он понимал, что это безумие, что так нельзя — взять и вывалить первому встречному свою невероятную историю, в которую с трудом верят даже близкие друзья. Тем более человеку такому непростому и где-то даже опасному… Но она сказала нужные слова, и они оказались ключом, отпирающим замок на сундуке с его тайной. Он улыбнулся, открыл рот и…

— Инга Альгисовна, тут возник еще один вопрос… — В двери показалась шефиня, элегантная и слегка погруженная в себя, как обычно. — Э… вы заняты?

— Нет, что вы, — ровно ответила Инга, а потом официально обратилась к Торику: — Хорошо, подготовьте мне предложение, и в ближайшее время я его рассмотрю.

— Конечно, — кивнул он, подыгрывая ей, и вышел.

По дороге размышлял о странностях жизни. Вот Аделаида тоже порой говорила что-то про эзотерику, но у него ни разу не возникало желание что-нибудь ей рассказывать. Никогда.

* * *

Июнь 1999 года, Город, 34 года

— Я уже начинаю привыкать к твоей безумной люстре из синих перьев, — улыбнулась Зоя, отпив чая на кухне у Торика.

—

Мне тоже на это понадобилось время.

— В ней есть свое очарование, но для меня все равно несколько «too much» (это уж слишком — англ.)

— Согласен. Хочешь еще печенья?

— Не очень. А зефир есть?

— Сластена! Сейчас открою новую пачку. Так ты что-то вспомнила?

— Я до сих пор сомневаюсь, но… если не оно, у меня никаких других зацепок.

— Расскажешь? Или…

— Нет, тут все нормально, быстро отмахнулась Зоя. — У нас проходила лаба по СВЧ.

— Да? У нас тоже такие лабы были два семестра.

— Ну и вот, на этот раз мы изучали распространение СВЧ-волн в большом объеме. Замеряли параметры, строили распределение амплитуд…

— Но что-то пошло не так?

— Хм… Это как посмотреть. Там камера установки здоровенная, как платяной шкаф, помнишь?

— Нет, мы с такой не работали.

— В ходе лабы внутри этой камеры надо было переставлять систему датчиков и потом включать и снимать новые показания. Мы так и делали. Я залезала в камеру, двигала датчики и вылезала. Потом мы со Светой запускали установку и записывали показания. И вот так раз двадцать в ходе этой лабы.

Она помолчала, вспоминая тот день.

— А потом Света отвлеклась — что-то смешное ей рассказали, что ли — и включила установку слишком рано.

— А ты…

— Да, я была там, внутри. И она подала восемьдесят процентов мощности на магнетрон.

— Кошмар! Больно было?

— Я ничего не помню. Дай еще зефирку? Потом мне описывали, что я прямо там молча съехала на пол, а Светка закричала, но выключить установку не догадалась. Гена подбежал выключить только секунд через тридцать, как я поняла.

— И все это время ты находилась в самой гуще СВЧ-поля?

— Ога. Меня потом в медичку отнесли, привели в чувство, немножко обследовали, но явных повреждений не нашли.

— Фуф, обошлось.

— Не совсем. — Она медленно покачала головой. — Я тогда носила часы, мне отец подарил, крупные, командирские. Практически неубиваемые. В ту секунду, когда Света включила поле, они остановились и с тех пор так и не пошли. Таскала их по часовщикам, но ни один не смог починить. Говорят, в них все исправно, должны работать, но — нет. Жалко, они мне нравились — большие часы для маленькой женщины.

— Ну, это не самое худшее все-таки.

— Не самое, — согласилась она. — Я потеряла сознание и сколько ни старалась, ничего не могла вспомнить о тех секундах. Как будто остановился мозг или где там у нас идет регистрация текущей жизни.

Она поймала его взгляд и все же решилась сказать:

— И с той поры у меня еще появилось такое…

— Чувствуешь электричество? — с надеждой спросил он.

— Нет, не то. Как тебе сказать? Я иногда… теряюсь.

— Не знаешь, куда идти? У меня часто…