Обручение на чертовом мосту
Шрифт:
Граф не сомневался, что после его смерти управляющий первым делом пошлет в Петербург за Игнатием. Тот приедет, получит коробку, откроет ее, найдет бумаги… и все встанет на свои места. Но Адольф Иваныч, не подозревая, что граф все же написал завещание, даже не помыслил позаботиться о его незаконнорожденном (как все думали!) сыне. Он просто забыл о его существовании и со всей прытью кинулся служить новому хозяину, в котором все видели единственного родственника покойного графа, – Берсеневу. Конечно, Адольф Иваныч рассчитывал, что тот доверит ему управление Лаврентьевом, где он будет вольготно жить, предаваясь всем своим порокам и мороча голову новому господину так же, как он морочил ее господину прежнему.
Нет… Здесь что-то не так.
Да ведь он нарочно доводил Игнатия до самоубийства, вдруг поняла Ирена. Проницательная тварь, жестокосердный, а может статься, и вовсе лишенный сердца, с ледяным, расчетливым умом, Адольф Иваныч сразу понял, что перед ним человек слабый, неуверенный в себе, чрезмерно чувствительный и ранимый. Он подвел Игнатия к той грани, которую тот просто не мог перейти. Однако можно не сомневаться, что, если бы Игнатий все же смирился с долей, которую определял ему Адольф Иваныч, он не дожил бы до летнего праздника. Он был бы убит – хитрейшим, рассчитанным образом, так, что ни у кого и мысли не возникло бы об убийстве. Несчастье случилось – мало ли какое несчастье может случиться с человеком в деревне? Отравился грибами, например. Невзначай упал и ударился головой, или гадюка заползла в его сапог… Можно не сомневаться, что Адольф Иваныч измыслил бы такое убийство, которое вызвало бы зависть даже в семействе Борджиа! И Берсенев не узнал бы об этом… Вскрыт был бы тайник с деньгами, Адольф Иваныч получил бы половину и преспокойно уехал бы в Санкт-Петербург – якобы для того, чтобы отдать эти деньги графскому сыну. И только бы его и видели…
Да, немец был воистину хитер! Зная местоположение тайника с деньгами, он не стал взламывать его без ключа. Очень возможно, что это было просто нельзя сделать, скажем, шкаф слишком глубоко замурован в стену или находится слишком на виду. Но возможно, что Адольф Иваныч просто не хотел рисковать, пускаясь в бега с ворованными деньгами. Зачем ему это – вечно всего бояться, как загнанному зайцу, хорониться от каждого человека, как тому несчастному беглому рекруту, который прятался близ Чертова моста? Нет, получив деньги, он уехал бы в Петербург чинно, открыто, а там немедля скрылся бы за границу. Едва ли он вернулся бы в Лаврентьево: ведь вечно скрывать смерть Игнатия не удалось бы. Но к тому времени, как Берсенев узнал бы об этом, след Адольфа Иваныча уже давно запорошило бы пылью времени и расстояния!
Ирена вздрогнула.
Какой-то шорох послышался ей. Это не было чавканье Нептуна, самозабвенно занятого своими сигарами. Кто-то шел через анфиладу комнат, распахивая двери, и вот-вот окажется в кабинете!
Адольф Иваныч! Это, конечно, он обходит дом!
Первой мыслью было бежать. Но уже не успеть. Если управляющий схватит ее и найдет эти бумаги, он убьет ее на месте. Убьет – и уничтожит письмо. Если Адольф Иваныч не увидит бумаг, Ирена еще может спастись. Нептун, пожирающий сигары, – вот свидетель ее невиновности. Адольфу Иванычу должно польстить, что Ирена потакает порокам его пса!
Спрятать письмо. Первым делом – спрятать письмо! Положить их в коробку и замаскировать сигарами времени уже нет. Ирена распахнула шкаф, схватила первую попавшуюся книгу – это был том in folio, чуть выступавший из ряда ровных корешков, словно кто-то брал его совсем недавно и сунул в шкаф небрежно, не выровняв книг. Мелькнул золотой обрез страниц, тиснение на обложке… да это том Пушкина, все сочинения в одной книге!.. – и сунула туда листок, свернув его вдвое. Какая-то мысль мелькнула, что-то здесь почудилось ей не так, в этой книге, что-то странное казалось в ней… но размышлять Ирене было уже некогда.
Глава XXII
ХОЗЯИН И РАБЫНЯ
Мгновение они смотрели друг на друга изумленно, потом Ирена заслонилась рукавом и кинулась было в сторону, надеясь, что Берсенев ее не узнает, а она успеет сбежать, однако он оказался проворнее – поймал ее за край рубахи и рванул к себе:
– Это что за явление? Призрак ночной? Или скорей болотный?
Итак, узнал…
– Что ты здесь делаешь?
Она молчала, не в силах отвести глаза от его глаз, которые в лунном свете отливали странным, загадочным, опаловым блеском.
Берсенев тоже молчал, тоже глядел зачарованно, но лишь только Ирена попыталась рвануться в сторону, оказалось, что он был настороже: не только рубаху не выпустил, но и за руку перехватил.
– Стой! Куда? Говори, откуда здесь взялась и зачем?
Ирена испугалась: а ну как решит, что она воровка, поднимет тревогу?
– Я… я здесь…
Вдруг словно судорога по его лицу прошла:
– Понимаю… К любовнику бегала? К лакею какому-нибудь? Говори, к кому?!
Она чуть не упала от изумления. И кровь бросилась в лицо так, что щеки загорелись. Да как он смеет такое предположить?! Графиня Ирена Сокольская – к мужчине среди ночи?!
И тотчас гордыня ее лопнула, как мыльный пузырь. Графиня Ирена Сокольская не то что бегала к мужчине – она тайно обвенчалась с ним и скрылась из дома родительского. И вообще, перед Берсеневым сейчас стоит не графиня Сокольская, а графиня Лаврентьева, которая после смерти своего мужа, Игнатия Лаврентьева, наследует половину состояния старого графа и само Лаврентьево.
Только сейчас Ирена осознала истинный смысл завещания… Только сейчас до нее дошло, что, назвав свое имя и положение этому человеку, она становится его врагом, потому что становится на его пути к огромному состоянию. По ее милости он оказывается теперь беднее вдвое того, на что рассчитывал. Завтра он узнает, что является не владельцем, а всего только управляющим Лаврентьева. Конечно, Берсенево богато, но Лаврентьево…
Конечно, он может не поверить словам Ирены, как не верит ей никто. Но лишь только она предъявит письмо старого графа и две подписанные им вольные, а также свидетельство о венчании Ильи Лаврентьева со Степанидою и собственное свидетельство о венчании с Игнатием, то немедленно все точки над i будут расставлены и ее права никто не посмеет оспорить. Берсеневу только и останется, что признать свое поражение.
Она предъявит свидетельство о венчании… А где оно, это свидетельство? Ирена смутно помнила, что Игнатий получил от священника в той церковке на Озерках какую-то бумагу, но больше она ее не видела. И не вспоминала о ней до сего мгновения. Может быть, свидетельство лежит среди всех их вещей – ее и Игнатия, – которые, наверное, затолкали в какой-нибудь сарай или снесли на чердак? А может быть, его костюмы и рубашки раздали дворне? Или их присвоил омерзительный Адольф Иваныч? Что, если к нему попало свидетельство о венчании? Ну, когда так, Ирена его больше в жизни не увидит!
А что ей в том свидетельстве? Что ей в том Лаврентьеве? Зачем оно ей?!
– Мне кажется, ты задумала что-то недоброе, – раздался вдруг голос Берсенева, – словно бы пакость задумала мне подстроить…
Ирена вздрогнула, поразившись его проницательности. Или впрямь на ее лице все написано? Или он умеет читать по ее лицу?
Как поступит Берсенев, если узнает, что по милости Ирены он теряет Лаврентьево? Спокойно отойдет в сторону? Или…
Она вдруг вспомнила недавнюю историю о дележе наследства князя Сумарокова, нашумевшую в Санкт-Петербурге. Сын князя убил жениха своей сестры накануне венчания: ведь только с замужней сестрой он должен был поделиться состоянием (баснословным состоянием!), а останься она в девицах, ее долей распоряжался бы он сам…