Обрученная с розой
Шрифт:
– А поговаривают, что герцог Карл уже неоднократно к ней сватался.
Черноглазый южанин подался вперед.
– Клянусь распятием, это правда! Я возил свой товар в Дижон, когда он в очередной раз прибыл туда, чтобы просить руки Марии Бургундской. Однако в его свите повсюду следует за ним некая красавица монахиня, по слухам – потрясающе темпераментная особа…
Понизив голос, он сообщил такие немыслимые подробности, что глаза мужчин разгорелись, а щеки сидевшей среди них Анны стали алее розы. Впрочем, они принимали ее за пажа, зато в сторону Филипа девушка боялась даже глянуть.
– Ее
– Да, бывают же такие женщины! – мечтательно протянул торговец в синем камзоле. – Вот когда я ездил на ярмарку в Шампани, довелось мне провести ночь на постоялом дворе в Провене. И там мне попалась красотка, горячая как печка. За ночь она меня измотала вчистую. А когда я уставал, то знаете, как она меня ободрила?..
Далее рассказчик уже и вовсе не стеснялся в выражениях, подкрепляя свои слова жестами.
Филип коснулся плеча Анны:
– Не пора ли вам отдохнуть?
Девушка даже не оглянулась. Пользуясь тем, что ее принимают за паренька, она беспрепятственно слушала то, что не предназначалось для девичьих ушей и достигало их в редких случаях.
Филип с досады залпом осушил кружку. Не мог же он увести ее силой! Затем он вновь тронул Анну за локоть. На этот раз девушка обратила к нему лицо. Слова застыли на губах рыцаря. Он увидел ее глаза, мерцавшие странным туманным светом. Лицо Анны выражало страсть и вместе с тем негодование, губы были плотно сжаты, а ресницы не моргали. Даже на расстоянии чувствовалось, как бурлит ее кровь и напряжена каждая мышца. Филип оторопело усмехнулся и отхлебнул большой глоток.
«Клянусь преисподней, я давал слово епископу Йоркскому, что доставлю Алана Деббича в целости и сохранности во Францию. Но я вовсе не брал обязательства щадить его целомудрие монастырского воспитанника… Бог с ней! Пусть знает!»
За стол подсели двое офицеров. Бравые вояки, узнав, о чем речь, не замедлили принять участие в беседе. По мере того как пустели кувшины и кубки, рассказы становились все непристойнее, а рассказчики все красноречивее.
Внезапно черноглазый южанин, смеясь, указал на Анну:
– Черт возьми, взгляните только, как слушает вас мальчик! Пусть возьмет меня дьявол, но он сейчас вспыхнет огнем!
– Ему не повредит, – заметил один из офицеров. – Если, конечно, он не решил сделаться монахом. Тебе уже ведома эта потеха, малыш? Мессир рыцарь, ваш оруженосец успел-таки, наверно, поваляться на сеновале с пастушкой?
– Могу поручиться, что ничего подобного с ним не случалось, – с лукавой усмешкой отвечал Майсгрейв.
Анна боялась поднять глаза.
– А он у вас красавчик! – посмеиваясь, сказал другой, облаченный в серебристую кольчугу. – Смотрите,
Грянул смех. Филип не отвечал, Анна же украдкой бросила на него быстрый взгляд. Майсгрейв сидел неподвижно, улыбаясь, подперев щеку рукой и неотрывно глядя на нее. Анна никогда ранее не видела у него такого взгляда. Филип слегка закусил губу, ноздри его вздрагивали. Ей вдруг безумно захотелось сбежать, но в этот миг его рука мягко легла на ее плечо.
– Алан у меня славный парень, – сказал он. – Я к нему крепко привязался и, клянусь честью, никому не позволю его обидеть.
В этот миг молодой торговец поднялся.
– Видит Бог, не вижу я причины и далее торчать здесь. Все притоны Бордо к нашим услугам, и за несколько су мы сможем позволить себе все, что только что здесь живописали.
Толстый торговец засуетился:
– Нет-нет, судари, меня ждет супруга.
Взрыв хохота потряс своды. Толстяк сначала опешил, а потом махнул рукой и тоже засмеялся.
– Провалиться мне на этом месте, если я не отправлюсь с вами. Праздник сегодня или нет?
Анна растерялась. Филип склонился к ней и негромко сказал по-английски:
– Ступайте в комнату, миледи. Или же вы настолько безрассудны, что последуете за нами в притон?
Анна покорно встала. Но, едва ступив на лестницу, словно о чем-то вспомнила и резко повернулась к нему:
– А вы?.. И вы пойдете туда?
Филип лишь усмехнулся в ответ. Лицо девушки исказилось. Казалось, еще миг, и она расплачется. Губы ее дрогнули.
– Не ходите, сэр… Я вас умоляю.
Филип покачал головой. Он видел, как взгляд Анны сверкнул презрением. Она отвернулась и стремглав взбежала по лестнице.
Когда за нею захлопнулась дверь, Филип поднялся и вышел во двор гостиницы. Вся остальная компания уже ушла вперед. Его окликнули. Какое-то время он шел следом, но затем незаметно отстал и, свернув в какой-то переулок, отправился бродить по городу.
Он неспешно шел по улице и, заглядывая в окна, видел ужинающих бордосцев. Праздник кончился, но на улицах еще встречались прохожие. Кто-то брел, держась за стену и пьяно распевая, прошла небольшая процессия с факелами, донеслись смех и гудение рожков. На ступенях одного из домов сидела молодежь. При свете луны белые одеяния девушек, казалось, излучали сияние. Дрогнули струны, чистый юношеский голос запел:
Не в благости ль нежной
любви благодать?
И ангелы любят друг друга…
Зачем же, скажи, от любви нам
бежать,
веленью сердец воспротивившись
туго?
Филип прошел мимо.
«Веленью сердец воспротивившись…» Они с Анной любят друг друга. Это ясно как Божий день. Как там поет этот малый? «Зачем же, скажи, от любви нам бежать…» «Клянусь Всевышним: это неотвратимо – но она принцесса, а я… Я так хочу ее!»
Он остановился, прислонившись спиной к стене темного дома. Прохлада камня была приятна, ибо рыцарь весь горел изнутри. Губы его пересохли, сердце рвалось из груди. Прикосновение ночного воздуха навевало мысль о неге, о страсти. Весь мир казался шепчущим, манящим, расплывающимся… У Филипа Майсгрейва кружилась голова.