Обрученная с розой

Вилар Симона

В зале для гостей – довольно просторном помещении с низкими полукруглыми арками – было людно. В громадном очаге между чугунными козлами весело пылали толстые поленья, языки пламени лизали днище большого закопченного котла. Пахло рыбой, людским потом и свежей смолой от потрескивающих факелов. За длинными деревянными столами сидели за трапезой постояльцы. В глубине помещения две лестницы вели наверх, под самую крышу.

Рыцарь и его свита расселись за стоящим у окна столом. К вящему возмущению Анны, актеры по приглашению Филипа присоединились к ним, и рыцарь заказал щедрое угощение

и вдоволь вина. Он снял шлем и доспехи, на его кожаном жилете отпечатались пряжки и кольца панциря. Рядом с ним восседала смеющаяся плясунья, и рыцарь небрежно обнимал ее одной рукой.

– Наш господин сегодня весел сверх обычного, – лукаво подмигнув, заметил Гарри. – Видимо, и нам удастся передохнуть и повеселиться как следует.

И он ущипнул румяную служанку, водрузившую на стол внушительных размеров кувшин с вином.

– И слава Богу! – вмешался Бен Симмел, сидевший по правую руку от Анны. – После того, как он лишился Элизабет Грэй, хозяин ходил словно в воду опущенный.

Достав из дорожной сумки небольшую свирель, он принялся негромко наигрывать.

Анна растерянно взглянула на него.

– Элизабет Грэй? Вы говорите о королеве?

Бен лишь покосился на нее, продолжая тянуть нехитрый мотивчик, который извлекал из своего инструмента на всех привалах. Кое-кто из ратников стал напевать:

– Священник под вечер заехал в село,Отведал перцовой и тминной.И к полночи еле забрался в седлоСпиной к голове лошадиной.«Куда подевалась твоя голова?..Чтоб черт подцепил тебя вилкой!..И как без нее ты осталась жива,Пока я сидел за бутылкой,Которая булькает: буль, буль, буль,Которая булькает: буль, буль, буль…»

Сидевший по другую сторону от Анны Патрик Лейден щедро плеснул ей в кружку вина.

– Ты что, малыш, ничего не слыхал о сэре Филипе и леди Грэй? Об этом шумела вся Англия.

– Но я долго жил в монастыре и действительно ничего не знаю.

Патрик осушил кружку и вкратце изложил историю любви Филипа Майсгрейва к Элизабет Грэй.

– Пожалуй, мы как никто знаем, каково ему пришлось. Сэра Филипа и прежде нельзя было назвать весельчаком, а тут он и вовсе замкнулся. Весь Нейуорт словно в траур оделся. Грешным делом, мы осуждали его за то, что он, будто телок на привязи, кружит у трона.

– Неужели он так ее любил? – медленно спросила Анна. – Ну, а супруга сэра Филипа?

Патрик допил вторую кружку и отер губы тыльной стороной ладони.

– Она ему как чужая. И нам не госпожа – всего один раз побывала в Нейуорте, да и то второпях, чтобы скорей вернуться назад в Йорк. Я очень ценю сэра Майсгрейва и как воина, и как господина, но стоит ли так изводить себя из-за женщины, пусть она и прекрасна, как Элизабет Грэй. И хорошо, что ему глянулась эта милашка, пусть хоть она попробует умерить его тоску.

Анна молчала. Ей казалось непостижимым таинственное

переплетение их судеб. Она утратила корону Англии из-за некоей Элизабет Грэй, которую внезапно полюбил король, а Филип потерял в лице все той же Элизабет возлюбленную. И вот теперь судьба свела их, отвергнутых… Но зачем?..

Анна подняла глаза и едва не вскрикнула. Филип Майсгрейв, приподняв за подбородок головку плясуньи, поцеловал ее припухшие темные губы.

Подали еду. В деревянные миски разлили ароматную рыбную похлебку с горохом. Посреди стола появились глубокое блюдо с горячей ячменной кашей, плошка тертого чеснока и теплые пироги в придачу. Кружки и фляги были до краев полны теплым элем и рубиновым вином.

И ратники, и фигляры набросились на еду с жадностью. Слышались лишь перестук деревянных ложек да дружное чавканье. Анна не спускала глаз с танцовщицы. Та ела словно голодный зверек, хватая все подряд без разбору и запивая куски элем. Темные струйки стекали по ее подбородку. Анна выпрямила спину и стала жевать с изысканной, изящной медлительностью, хотя сейчас, среди этих весело набивающих животы и балагурящих солдат, под закоптелым потолком харчевни, такая церемонность казалась совсем неуместной.

Утолив голод, никто не хотел расходиться. Смеялись, хором горланили под аккомпанемент свирели Бена песенку о красотке Мэри. Весельчак Гарри, сидя подле своего невозмутимого брата, сыпал шутками, от хохота над которыми, казалось, обрушатся потолочные балки. Он усадил с собой двух разбитных служанок и, обняв их, веселил так, что сдобные груди девушек под холщовыми платьями прыгали, грозя прорвать застиранную ткань.

Одна Анна сидела с сумрачным лицом, не обращая внимания на шутки, обращенные в ее сторону. Она смотрела на другой конец стола. Сильная рука рыцаря, на которой блистал перстень с алмазом, покоилась на ладони плясуньи. Они не обращали внимания на стоящий вокруг них гомон, всецело поглощенные друг другом.

«Я его ненавижу! – вдруг подумала Анна, не сводя глаз с Майсгрейва. – Если бы я знала, что так будет, я бы скорее бросилась в объятия горбуна Глостера».

Она не отдавала себе отчета в том, что сгорает от желания оказаться на месте актерки, чтобы Филип так же, как эту девушку, обнимал ее, чтобы его дыхание касалось ее щек. Но это было в глубине ее. Впрочем, если бы ей сказали об этом, она бы возмутилась совершенно искренне, вспомнила бы о своем происхождении, о фамильной гордости Невилей. Однако сейчас Анна оставалась слабой, сгорающей от ревности девчонкой, которая еще не понимает, что влюблена по уши.

– Э-э, мастер Алан, ты что-то совсем скис!

Уже изрядно подвыпивший Патрик Лейден вновь налил ей полную кружку вина.

– Пей, малыш. Вино хоть и не такое, как в погребах Нейуорта, но все же и греет, и веселит.

Анна хотела было отказаться, но потом, еще раз взглянув на рыцаря, взяла кружку обеими руками. Вино оказалось кисловатым и терпким, и она почти задохнулась, когда поставила пустую кружку на стол.

– Да ты молодец! – вскричал Патрик. – Эй, Гарри, Бен, Джек! Вы только посмотрите на мастера Алана! Он и это умеет! А ну-ка, еще разок!