Общая тетрадь

Москвина Татьяна Владимировна

Между тем в Петербурге, как и во всей России, нищие, ободранные больницы, бедные школы и детские дома, ужасающие по дизайну общественные места (паспортные столы, отделения милиции, собесы, флюорографические станции и т. п.). Переполненные тюрьмы, огромные проблемы со здоровьем населения, с малым бизнесом, который пять лет душат, со средствами массовой информации, которые изолгались и потеряли квалификацию… Решаются ли эти проблемы? Потихоньку, по чайной ложке, конечно, что-то двигается. Но куда менее бойко, чем история с офисом Газпрома – башней высотой в 400 метров, которую задумали поставить в центре Петербурга, возле Смольного, на Охте.

Напрасно геологи и архитекторы пытаются объяснить,

что нельзя строить небоскребы на 61 параллели, что пронизанная подземными водами земля газпромовского монстра просто не выдержит, не говоря уже о загубленных панорамах Невы! Напрасно немногие честные писатели и журналисты твердят, что в городе с такими социальными проблемами стыдно, позорно тратить столько денег на лишнюю, бесполезную вещь. И о какой привлекательности для туристов может идти речь в городе, где с такой быстротой уничтожают главный объект этой привлекательности – божественные виды, старую застройку?

Нет, бешенство жира само по себе пройти не может, нужно какое-то лечение. Верхушка Газпрома, очевидно, взбесилась. Вот хочется на башню, семечек полузгать и хоть ты тресни. Спрашивается, а за что им такие привилегии? Они что, открыли природный газ, разведали его месторождения, наладили добычу? Да нет, все это сделали задолго до того, как А. Миллер получил комсомольский билет. И те, кто это сделал, получили затем от жизни ровно то, о чем говорится в известном стихе. «Это молот, это серп. Это наш советский герб. Хочешь сей, а хочешь куй, все равно получишь – (…)!» А нынешние монополисты, которым разрешили забирать все у природы и не делиться с населением, хотят иметь (…) побольше. Размером в 400 метров. Чтоб этот газом надутый (…) далеко было видать!

Некоторые считают, что во всем виновато бескультурье. Не совсем так. Какое же, например, бескультурье может быть у всемирно прославленного дирижера, руководителя Мариинского театра Валерия Абессаловича Гергиева? Ведь это благодаря ему зияет яма на Крюковом канале, три года уже. Оказалось, снести целый квартал снесли, а выяснить, что грунт не позволяет строить очередное чудище – вторую сцену Мариинки, – «забыли». А Гергиев носится себе по миру, захваленный-перехваленный, увенчанный-обласканный, Петербурга он, видимо, не знает, не ценит, для него это просто одна из площадок для самоутверждения. Так что описанное нами «бешенство жира» может затронуть и мастеров культуры. Они у нас как-то традиционно не обществу служат, а трутся около власти.

Позвольте, однако, напомнить, что в России действует демократическая форма правления. И власти к нам не с неба упали, а наняты гражданами на работу по общественному договору, выполнять определенные функции. А ими, властями, начала манипулировать взбесившаяся от жира малюсенькая прослойка патологически зажравшейся новой буржуазии, сросшейся с чиновниками. И плоды этой манипуляции сейчас растут по всей России.

По всей России рычат бульдозеры, снося прошлое во имя будущего для немногих, по всей России иноземные рабочие, вообще не понимая, где они и что делают, срывают историю, память, жизнь людей. У Петербурга еще есть защитники, которые кричат, возмущаются, проклинают. А в менее знаменитом городе все вообще будет шито-крыто. Там, как при Гоголе, сидит какой-нибудь навечно назначенный губернатор, окруженный холопами, и ни одна газетенка не пискнет. При Гоголе хоть надежда была на ревизора – приедет инкогнито из столицы и напишет царю правду. А нынче и ревизоров никаких нету.

Одна надежда на чудо: вдруг какой-то властитель ножками пройдет по вверенному населенному пункту. Прошелся же по Питеру вице-губернатор Вахмистров и нечаянно заметил, что новодельное здание Торгово-сырьевой биржи высовывается из-за Биржи старинной на несколько

метров, портя святая святых – стрелку Васильевского острова. А до этого никто ничего не знал. До этого главный архитектор Викторов сердито говорил журналистам, что они не оттуда смотрят и не то видят, что положено. И всё, нажали на переключатель! Тут же забегали, засуетились аж на официальном Пятом канале местного ТВ – загадочном канале, который врет даже температуру воздуха, приказали срыть лишние этажи…

Как полезно ножками-то ходить, а! Особенно если жира накопилось.

Всем советую, а то ведь и взбеситься недолго. Тогда уже придется лечение назначать.

Может, и хирургическое.

P.S. Статья, написанная в июне 2008 года, оказалась пророческой. – Татьяна Москвина, 2009.

ТВ своего счастья

Сказочная история с неумолимым внедрением Пятого канала, вещающего из Петербурга, в регионы России вплоть до самой матушки-Москвы подошла к апофеозу. Санкт-Петербург окончательно лишился городского телевидения, а ТРК «Пятый канал» стал бесповоротно федеральным и получил право на государственные дотации при распространении своего вещания в городах с населением менее 200 тысяч человек.

Между тем в 2004 году, когда канал в связи с избранием на пост губернатора Петербурга В.И. Матвиенко объявил о своем полном обновлении, гражданам города было торжественно и клятвенно обещано, что это будет наконец полноценное городское телевидение. Современно оборудованное и целиком посвященное родному городу.

Для выполнения поставленных задач прежде всего с канала были убраны почти все имевшиеся там и тогда профессиональные журналисты, а вместо них взяты «из народа» юные дарования на основе лютого скоропалительного кастинга. Руководители канала, опровергая традиционные для Питера малые скорости, спешили – непонятно зачем – решительно отказаться от какой бы то ни было преемственности и построить новое телевидение на голом месте.

Результаты подобной бессмысленной торопливости не замедлили явиться. Юные дарования, не умеющие совсем ничего, запинаясь на каждом слове, в котором вдобавок они не все звуки произносили, появились в студии, победоносно окрашенной в красный цвет, и вызвали у добродушных людей чувство мучительной жалости (и не зря – никого из тех несчастных скороспелок больше на Пятом нет, поиграли и бросили), а у людей злоязычных – подозрения в напрасной трате немалых денег. Вещание, с самого начала возбудившее раздражение у многих из профессионального сообщества журналистов Петербурга, слишком очевидно нуждалось в другом уровне компетентности.

Обещанного скоростного повышения рейтинга (заявлялись цифры доли в 10–15 % супротив прежних 6–7) не произошло и произойти не могло. Складывалось впечатление, что руководители нового вещания с самого начала не имели ни творческих, ни коммерческих задач – они имели задачи чисто административные. Новый Пятый канал родился из «головы» от административного ресурса и не мог быть ничем иным, кроме как имитацией телевидения.

Игра в имитацию городского телевидения, на котором не обсуждалась толком, с привлечением широкой общественности, ни одна серьезная проблема города, длилась недолго – менее двух лет. Пятый канал, сохраняя свою тяжкую административную поступь, выиграл загадочный конкурс на вещание для регионов. Соответственно для проблем городской жизни у него и вовсе не осталось места – следовало переходить в некий «общепонятный регистр», строить вещание таким образом, чтоб оно оказалось нужным и важным таинственным регионам, о которых руководство канала, хотелось бы надеяться, имеет примерно столько же понятия, сколько руководство страны.