Общество гурманов (сборник)
Шрифт:
— Там, прямо впереди, Пьяный док, мэм. Бобби и Купер прихватят тачку, и мы на ней дотолкаем вашего мужа до Гринвич-роуд, а там отыщем извозчика и доедем до трактира.
ПОЦЕЛУИ И ЛЯГУШКА
— Сотни бочек сели на мель на песчаных мелях Гудуин, неизвестное число бочкарей утонули или пропали без вести в море, — прочла Элис. — Поиск тел продолжается.
Она положила «Таймс» на стол и взглянула на Сент-Ива, молча сидевшего напротив. Его руки иногда непроизвольно тряслись, и он предпочел на них сесть. Дрожь напоминала о его прыжке в безумие, и ему хотелось избавиться
— Погибло бы гораздо больше, если бы случился шторм, — сказал Гилберт Фробишер. И, обращаясь к Сент-Иву, совершенно жизнерадостным голосом продолжил: — Дрожь пройдет, профессор. Еще вчера, пока выходил яд, меня трясло, как желе, но теперь все прошло. Ухудшение, несомненно, произошло быстро, но и выздоравливаешь тоже быстро. Ты все еще видишь реку?
— Да, — сказал Сент-Ив. — Стоит только закрыть глаза, и я в реке.
— Значит, это у нас общее. Однако мне даже нравится там. В настоящем мире не бывает такой спокойной, прозрачной воды, такого совершенного покоя. Теперь я понимаю, как курильщик опиума относится к своей трубке. Ты знаешь, что опиумисты нанимают людей, чтобы их будили от сна? Иначе они так и не проснутся и умрут от голода на своих лежанках, ибо мир снов намного превосходит наш мир, — затем, поглядев в сторону стола, где Табби и Ларкин отчаянно резались в «Пиковую даму», он воскликнул: — У Табби в рукаве карта, Ларкин!
— И кто, спрашивается, научил меня этой уловке, когда я был еще невинным ребенком? — спросил Табби, сердито уставившись на дядюшку. — Помнишь, как заставлял меня повторять? «Сдай мне туза», — говорил и награждал конфетой, если получалось. Тебя впору судить за совращение малолетних, — Фробишер-младший небрежно вытащил из рукава припрятанную карту и бросил ее к отыгранным. Ларкин же он сказал: — Очень, очень внимательно следи за дядюшкой Гилбертом, когда он сдает карты, дитя.
Ларкин сгребла банк.
— Всё по справедливости, — сказала она, — а я не дитя. Если жульничаешь, всё мне.
— Видишь, дядюшка, что ты наделал. Она меня уже обобрала. Одолжи десять монет, Ларкин.
— Одолжить-то одолжу, но вернешь пятнадцать.
— Грабеж! — воскликнул Табби. — Ты точно уверен, что хочешь стать ее опекуном, дядюшка? Видишь, как она себя ведет.
— Теперь, после того как она тебя окоротила, я уверен вдвойне.
— Замечательно, что ты предложил стать опекуном Ларкин, — понизив голос, сказала Элис Гилберту. — А ты уверен, что справишься с ней, все же девочка? Скоро она превратится в женщину, и к тому же строптивую.
— У моего слуги Барлоу с женой две дочери. Миссис Барлоу мне поможет. Что же до строптивости, то, позволь, девчонка только благодаря ей и спасла всех нас. Это в ней и ценно. Боюсь только, что жизнь в Дикере покажется ей слишком скучной. Впрочем, она интересуется птицами, а Саут-Даунс этим славится.
Элис взглянула на Сент-Ива и заметила, что он пристально на нее смотрит.
— Память возвращается? — спросила она его.
— Да, но отдельными кусками. Помню, как принял первые два пакетика порошка в Джордж-Инн, потом снова следующим утром, перед тем как написать эту позорную записку и оставить ее Биллсону. Я так быстро катился по наклонной, что, к своему вечному стыду, мгновенно превратился в настоящего забулдыгу. Возможно, это и к лучшему, что я не помню все подробности, — он взял со стола лежавшую перед ним сафьянную записную книжку и, заглянув в нее, тут же захлопнул и положил на место. — Но я помню, как плыл по Темзе, — сказал он Элис, — и как ты держала меня. Ты еще сказала: «Я держу тебя». Без тебя я бы утонул. Это я знаю точно.
Элис обнаружила, что не в состоянии ничего сказать, и, последовав совету Ларкин, поцеловала мужа.
Сила притяжения [2]
ВЕСНА
Двое мужчин пробирались через развалины средневековой усадьбы Бимбери, близ Тернхема в Кенте. Этим тихим поздним весенним утром, девятнадцатого июня, две одинокие фигуры, низкая и высокая, шли по заросшей тропе, направляясь в особенно глухой уголок. Кругом ярко зеленела лесная растительность, в воздухе ни ветерка. Простершиеся над ними густые ветви каштанов, посаженных когда-то владельцем поместья, столетиями осеняли эту тропу. Тот, что пониже ростом, Уильям Хэмпсон, викарий церкви Святой Девы Марии, нес большое увеличительное стекло. Он приостановился, чтобы рассмотреть повнимательнее кусок кремня в стене, полускрытый покрывающим ее плющом. Хэмпсон, лихенолог-любитель, специализировался на кладбищенских лишайниках, однако его ничуть не меньше интересовали любые другие лишайники, растущие на древних тесаных камнях, — чем древнее, тем лучше.
2
Earthbound Things, 2016
Его спутник, профессор Лэнгдон Сент-Ив, естествоиспытатель и искатель приключений, жил милях в пяти в Айлсфорде, с женой Элис и двумя детьми, Клео и Эдди. Сент-Ив проделал путь до усадьбы Бимбери ранним утром, после восхода солнца, по холодку. Он нес заплечный мешок, намереваясь наполнить его летними грибами. Лишайники его не слишком интересовали, но они с Хэмпсоном последнее время сдружились и с удовольствием проводили время вместе. Хэмпсон только вчера сообщил Сент-Иву о каменных столбах, случайно открытых им на укромной поляне в лесу за старой усадьбой. Если на этих камнях остались неповрежденные лишайники, им вполне могло быть несколько тысяч лет. Хэмпсон набрел на поляну вечером и, опасаясь заблудиться в надвигающихся сумерках, не рискнул задержаться, чтобы все как следует рассмотреть.
Они спустились по тропе со склона холма, пересекли вброд ручей и, перелезая через поваленные деревья, снова пошли вверх по подсохшему верховому болоту, заросшему папоротником, болотными орхидеями и напоминающими спаржу побегами плауна. Следы сапог Хэмпсона трехдневной давности шли им навстречу — единственный отпечаток ноги человека на влажной тропе, изобиловавшей тем не менее следами барсуков и оленей. Они вспугнули нескольких кроликов и заметили большую рыжую лису, которая с любопытством посмотрела на людей и исчезла в густой зелени. Тропа к этому времени стала почти незаметной, и они знали, что не сбились с пути, только благодаря тому, что Хэмпсон, полный решимости вернуться к своим каменным столбам, разодрал голубой носовой платок на полоски и привязал их к веткам на видных местах.
— Предвкушаю полет на вашем воздушном шаре, профессор, — говорил Хэмпсон на ходу. — Не терпится подняться ввысь, чтобы хоть немного приблизиться к небесам, как бы нелепо это ни звучало.
Сент-Ив поднимался на шаре с десяток раз, первые несколько полетов на привязи. Элис не очень хотелось, чтобы его унесло в Северное море, особенно вместе с викарием, и она настаивала на привязи, однако Хэмпсон, хотя и сознавал опасность, все же предпочитал свободный полет.
— В этом нет совершенно ничего нелепого, — возразил Сент-Ив. — Уверяю вас, в полете на воздушном шаре действительно есть нечто райское.
— Много лет назад мне выпал шанс подняться на шаре с Роджером Крижанеком, эксцентричным польским воздухоплавателем, мы с ним дружили. Но за два дня до полета я споткнулся на ступеньке в ризнице и сломал берцовую кость — и так и упустил этот шанс. По-настоящему встал на ноги только через несколько месяцев, но Крижанек тогда уже бесследно исчез. В то время он жил в Мейдстоуне, шестеро детей. Двенадцать лет минуло, почти день в день. Вы знали Крижанека?
— Лично не знал, — ответил Сент-Ив. — Тем не менее я читал о его похождениях — тех, что стали достоянием публики, особенно о его странном исчезновении над Сануиджем. Тогда все газеты трубили о «тайне Крижанека», как ее окрестили в «Таймс», — а всё из-за репортажа о дожде из улиток и неизвестных ярко-оранжевых пелагических крабов, выпавшего на фермерское поле в тот самый день.