Обсерватория в дюнах
Шрифт:
В передней они разделись и тотчас вернулись.
– Что же это, такого гостя дорогого да в кухне кормить? - возражала Анна Мартыновна.
– Он не обидится, бабушка. В кухне всего уютнее! Я, Филипп, когда их навещаю, всегда ем на кухне.
Мирра убежала привести себя в порядок, а Филипп сел возле старика, который хотел закончить работу: "Пару гвоздей осталось - и готово". Но Анна Мартыновна без долгих разговоров вынесла плетеный столик со всеми сапожными принадлежностями в чулан. Накрывая на стол, она расспрашивала
Это были родители первой жены Львова. Когда их дочь умерла, а Львов женился вторично, старики были забыты. Помнила их только Мирра, каждый год навещала в небольшом поселке на берегу Балтийского моря. Первый свой заработок она целиком отослала старикам и с тех пор регулярно помогала им. Они нахвалиться не могли своей внучкой.
Когда у них случилось несчастье - сгорел их дом, Мирра убедила отца забрать их на дачу. Львов, подумав, согласился: все равно надо им помогать, так пусть хоть караулят дачу и садовничают. Анна Мартыновна к тому же была неплохой кухаркой, на случай гостей. Им отвели комнату возле кухни, внизу, там они и доживали свой век в неустанных хлопотах, довольные, что внучка похоронит их.
Вошла улыбающаяся Мирра в простеньком клетчатом платье с белым воротничком, подстриженная "под мальчика". Лицо ее сияло свежестью: ни пудры, ни следов губной помады.
– Бабушка, я сама приготовлю Филиппу мусс, как он любит. У нас есть лимон? - Повязав бабушкин передник, она стала, смеясь, готовить.
Поужинали, выпили шампанского, поговорили по душам. Филипп рассказал про обсерваторию, и Мирра увела его наверх. В комнатах застоялся холод, вещи покрыты чехлами, картины и люстры обернуты бумагой, словно гигантские куколки, дремлющие до весны.
– Ты, Филипп, будешь ночевать в угловой на диване, а я рядом, в своей комнате,- сказала Мирра.- Там хорошо натоплено. Посидим у тебя: уютнее, и рояль. Я сыграю тебе, как прежде. Старики прослушают последние известия и лягут спать. А мы будем разговаривать всю ночь. Ты не хочешь спать?
– Нет,- ответил Мальшет, обнимая и целуя ее.
В угловой было действительно тепло и уютно. Мирра включила свет - все лампочки, какие были в комнате, задернула шторы на окнах и присела к роялю. Филипп устроился поудобнее в кресло.
– Что сыграть? - спросила Мирра и лукаво посмотрела на него, совсем как прежде.
– Бетховена.
– Патетическую сонату? ~ Да.
– Я люблю эту вещь, Филипп! Она потрясающа по своей выразительности. Сильного человека бьет и бьет судьба. Он не сдается, идет своим путем, а рок его преследует все упорнее и жестче. И вот человек плачет... Это очень страшно, когда плачет сильный человек. Когда-то я написала стихи о Бетховене, но потеряла их, помню две строчки.
И назвал он безмерную печаль свою
Сонатой "патетик"!
Для любителя
– Пожалуй, и я закурю,- сказала Мирра грустно.
– Ты куришь теперь?
– Нет. За компанию, иногда.
Они сели рядом на диване, курили и разговаривали.
Мирра стала с юмором рассказывать, как она защищала диссертацию, как оппоненты пытались ее "подкузьмить", но из этого ничего не вышло.
Мальшет от души смеялся. Потом он захотел пить и пошел вниз за водой. В кухне было уже все убрано. Старики сидели на стульях рядышком, у самого репродуктора, и слушали международные новости. Мальшет пожелал им покойной ночи и забрал графин с водой. Потом он опять целовал Мирру.
– Ты меня любишь? - спрашивал он между поцелуями.
– Люблю!
– Когда мы поженимся?
Мирра ответила долгим поцелуем. Как ни был взволнован и возбужден Филипп, смутное подозрение шевельнулось в нем.
– Ты согласна быть моей женой? - настойчиво спросил он, чуть отодвигая ее от себя, чтоб заглянуть в лицо.
– Потом поговорим... послезавтра... Филипп, милый!..
Мальшет резко поднялся.
– Почему послезавтра?
Он прошелся по комнате, хмурясь достал папиросу. Мирра одернула платье, неохотно поправила прическу, надела свесившуюся туфлю.
– Эх, Филипп, ты хочешь испортить этот вечер? Зачем? Я так думала о тебе, желала этого дня.
– Ты согласна быть моей женой? - Потом поговорили бы...
– Почему не сейчас?
– Я слишком утомлена для серьезного разговора.
– А-а... Разговор будет очень серьезный.
Мальшет посмотрел на часы.
– Ты права, уже половина второго, иди спать.
– Но я не хочу от тебя уходить.
– Можешь сидеть.
– Ты не хочешь меня поцеловать?
– А я не знаю, свою я невесту целую или, быть может, чужую?
– Никогда не думала, что ты такой ханжа! При чем здесь загс?
Мальшет бросил папиросу. В нем уже закипало раздражение, но он взял себя в руки.
– Мирра,- ласково позвал он ее,- что ты хочешь делать с нашей любовью?
– Я хочу любить тебя!
– Значит, ты не хочешь быть моей женой...- упавшим голосом ответил он.
– Эх! Зачем все портить? Так было хорошо! Я хотела говорить об этом послезавтра - в понедельник. Как раз выходной день! Хоть два дня простого человеческого счастья. Я бы тебе сама варила кофе, ухаживала за тобой, как твоя жена. А ты...
Мирра чуть не заплакала от разочарования.
– Но почему два дня,- Мальшет сел рядом и ласково взял ее руки в свои,когда мы можем быть вместе всю жизнь?