Обсерватория в дюнах
Шрифт:
Так вот: я пишу, Лизонька занимается, а Фома себе курит, поглядывая с гордостью то на жену, то на меня. Он весьма нами обоими гордится.
А когда мне не писалось, мы разговаривали или читали вслух. Вот почему я почти не видел Христины. Она подружилась с Турышевыми, а особенно, как это ни странно, с Мальшетом.
Что у Филиппа Михайловича могло быть общего с Христиной? Кажется, ничего. Просто он, утеряв Лизоньку, чувствовал себя очень одиноким и, наверное, находил у Христины не хватавшее ему душевное тепло.
Он просиживал у нее целые вечера, рассказывая о своей работе,
Правда, Марфенька в каждом письме к Мальшету- он давал мне читать ее письма - просила его не оставлять Христину одну. (Меня она почему-то никогда об этом не просила.)
О религии они больше не спорят, кажется, Христина уже больше не верит. Она не любит об этом говорить.
И вот дорогой, наблюдая за Христиной, я сделал открытие, что она еще раз почти неузнаваемо изменилась. Она стала женственнее, спокойнее, веселее и уверенней в себе, у нее даже юмор появился. И очень уж она похорошела. Марфенька будет довольна: она ее очень любит.
В больнице был неприемный день, и нас не пропускали к Марфеньке, но Христина вызвала хорошо ей знакомого молодого врача, видимо армянина, и он, оглядев меня с большим любопытством, провел нас каким-то черным ходом.
Марфенька крайне поразилась, увидев нас, у нее прямо язык отнялся. Еще более она была поражена моим заявлением, что я приехал за ней.
– Вы оба с ума сошли! - воскликнула она растерянно.
Я сделал знак Христине, и она вышла в коридор. В палате была еще одна больная, но я в тот момент ее не заметил. Я присел к Марфеньке на кровать и стал ее страстно целовать, не обращая ни на кого внимания.
– Ты будешь моей женой,-сказал я.- Ты обещала. Я приехал за тобой.
– Но я не могу ходить! - крикнула Марфенька со слезами.
– Я буду носить тебя на руках.
– Это вначале, а потом тебе надоест!..
– Когда надоест, купим тебе коляску.
– Ты можешь полюбить другую... здоровую, а я стану тебе в тягость.
– Тогда ты немного пострадаешь, но это будет жизнь - настоящая, с радостью и страданием, а не "голова профессора Доуэля". Эх, ты!.. Долежалась...
Марфенька засмеялась, потом заплакала. Она смеялась и плакала, когда в палату вбежала женщина в белом халате, похожая на вампира: бледная, с кроваво-красными губами. Она оказалась дежурным врачом и стала тащить меня от Марфеньки.
– Завтра утром выписывайся! - только смог я крикнуть, и меня потащили мимо перепуганной Христины.
Не успел я опомниться, как уже очутился в кабинете главного врача. Там сидело еще несколько врачей, и... я вдруг почувствовал себя школьником, которого привели в учительскую для выговора. С меня потребовали объяснений, как я попал в палату к тяжелобольной.
Я объяснил.
– Оленевой рано выписываться,- заметила "вампир".
– Наоборот, самое время. Тут она совсем падет духом. И вообще она проживет без уколов и анализов.
– Вы хотите на ней жениться? - спросил главврач, игнорируя мою дерзость"- Считаю своим долгом предупредить вас... Оленева
И он объяснил мне по-русски и по-латыни, почему Марфенька не сможет двигаться.
– Вы даже не сумели скрыть этого от нее! - упрекнул я.- А может, вы еще ошибаетесь.
– К сожалению, мы не ошибаемся.
Я попросил его не чинить препятствий при выписке, заверив, что и в Бурунном у нее будет неплохой врачебный уход. Христина уже ждала меня в вестибюле. Мы переночевали в гостинице и с самого раннего утра начали хлопотать о досрочном "освобождении" Марфеньки.
Врачи позвонили ее отцу, но профессор не протестовал - кажется, он был рад. К вечеру врачи сдались, но поставили непременным условием сделать Марфеньке кожаный корсет. Оленев ускорил дело с корсетом и достал для нас санитарный самолет.
Что значит тесть академик!
И вот я женат.
Моя жена лежит на низкой широкой кровати, у самого окна. Ей слышно, как шумит море. Оно еще не замерзло, и неизвестно, замерзнет ли: уж очень в этом году теплая, "сиротская", зима.
Заслуженная артистка РСФСР Оленева и академик Оленев прислали для своей единственной дочери свадебный подарок - мебель - в контейнерах, большой скоростью. Христина и Васса Кузьминична переставляли ее с места на место целое воскресенье и несколько следующих вечеров. Хватило на обе комнаты нашу и Христинину. Мы живем одной семьей - втроем.
Мачеха, совершенно переставшая меня уважать, когда узнала о моей женитьбе на "безногой", после прибытия мебели поколебалась и, кажется, пришла к убеждению, что я умнее, чем все думают.
Отец с Прасковьей Гордеевной навестили нас, и Марфенька их очень любезно приняла. Мачеха принесла нам в подарок полпуда сала от выкормленного ею самолично кабана, а Марфенька преподнесла ей бархатную скатерть в огромных белых и красных розах. Кстати, это, в свою очередь, был подарок Мирры... Прасковье Гордеевне скатерть понравилась, она была в восторге.
Вначале мы ни одного вечера не оставались одни, к нам шли и шли все друзья и знакомые. Мы с Христиной просто устали готовить всякие пироги, закуски и каждый раз ставить самовар.
Но Марфенька так каждому радовалась, так звонко смеялась шуткам гостей, что я готов был превратиться навсегда в повара, лишь бы ей было весело. Но потом все навестили, обо всем переговорили и стали заходить главным образом по воскресеньям. Только самые близкие друзья забегали каждый день.
Вот близкие друзья и решили помочь мне убедить Марфеньку. Дело в том, что моя милая жена - юридически мне совсем не жена, и ничего здесь не поделаешь: Марфенька упряма, как молодая ослица, она наотрез отказалась оформить наш брак в загсе. Ее уговаривала Лизонька - она приезжала с сыном Янькой, он и на меня немножко похож,-уговаривала Васса Кузьминична, Мальшет, сам Турышев, даже девчонки из баллонного цеха - кто только ее не убеждал! она все твердила одно: "Регистрироваться пойду, только если выздоровею!" Это она облегчает мне будущий развод, когда я полюблю другую - "здоровую". Ее уговаривали до тех пор, пока она не пришла в ярость и не запретила категорически поднимать разговор на эту тему.