Обуглившиеся мотыльки
Шрифт:
— Тот человек, о котором ты сегодня отзывалась… Он был сегодня?
Бонни перестала улыбаться, опустив взгляд. Она точно знала, что чувствует. Ее тоска по Тайлеру бушевала с прежней силой, и желание забыться с ним было все еще ярким и поглощающим. Беннет научилась смиряться со своими чувствами, какими бы они ни были, но не научилась подавлять их. Клауса вряд ли можно было бы назвать другом — скорее просто клиентом с хорошей кредитной историей. Но Бонни ждала его, словно он был ее отцом и должен был порадоваться за ее успехи.
— Нет. Но… Это даже к лучшему.
— Ты говорила о Тайлере? — Бонни устала о нем думать, поэтому она вряд ли стала бы говорить о нем. В ее сознании промелькнули все еще яркие слайды их близкого общения, вспышками озарили те моменты, где Локвуд развенчивает ее теорию, когда приручает Бонни, согрев ее на какие-то жалкие мгновения в постели. Но Беннет была уверена, что на ноги ее поставил совершенно другой человек.
— Нет, не о нем. Вернее, он тоже повлиял на мое мировоззрение, но… Там было совсем по-другому.
Они зашли в какой-то дворик, решив посидеть на безлюдной площадке на чистом воздухе. Бонни не боялась доверить свои секреты Сальваторе — он умел держать язык за зубами. И Беннет знала его слишком хорошо и слишком долго, чтобы скрывать свои мысли.
— Как он, кстати? — Бонни села на качели, устремив на мужчину все свое внимание, словно ища подвох или малейшей увертование от ответа в глазах Сальваторе.
— Срывается… — было бы уместнее использовать ложь во спасение. Деймон почему-то пренебрег этим принципом. — Из-за Елены, наверное. Хотя я точно не уверен.
— Он все еще любит ее? — она тоже могла бы быть более тактично. Но тоже почему-то решила пренебречь этикой. Может, в их случае это было и к лучшему.
— Я не хочу говорить за него, Бонни. Я думаю, все дело в том, что он не увидел в Мексике то, что ожидал увидеть. Не встретил тех, кого хотел встретить. А еще я думаю, что его ломает от того, что процесс больше не имеет для него значения. Теперь ему важен результат. Просто результат. Просто смена приоритетов.
Бонни оттолкнулась. Качель неприятно заскрипела, Беннет поморщилась и резко остановилась. Она помнила, что последний раз каталась на качелях лет в тринадцать — тогда жизнь была намного проще, тогда все было еще так наивно и невинно, что каждый день ценился как высший дар.
— А что насчет тебя? — спросила она, оставляя воспоминания о детстве и не желая предаваться меланхолии после такого удачного вечера. — Ну, тебя и Елены?
Он усмехнулся то ли потому что все было хуже некуда, то ли потому что «он и Елена» звучало как-то слишком дико. В контексте этого февраля, по крайней мере. И когда это, собственно спрашивается, Елена, доводящая до крайней стадии бешенства, стала самой болезненной темой для разговоров?
— Меня и Елены не может быть по определению.
— Почему? — такой глупый и до ужаса наивный вопрос был не кстати. Деймон решил навестить подругу не потому, что он хотел излить свою душу, а потому, что хотел порадоваться за нее. Да и не привык Доберман напевать кому-то о своих чувствах.
— Тайлер ее любит.
— Я переспала с ним, и меня ничто в тот момент не останавливало. И я
— Секс — не способ достучаться, тут ты не права, — ему было почти тридцать, и он был почти примерным семьянином, так что решился перебить Беннет, не позволяя ее договорить мысль. Наверное он это сделал потому, что знал, что когда Бонни закончит — все его аргументы разобьются как непрочное стекло.
— Дело не в том, чтобы ты сейчас пошел к ней и переспал с ней. Дело в том, что нам не надо претворяться теми, кем мы не являемся. Деймон, — она взяла его за руки, словно тактильный контакт мог поспособствовать изменению решения, — в сорок лет у тебя и у нее будут свои дети, а ваши супруги будут изменять вам или перестанут вас замечать. И вы, постаревшие и дряхлые, будете сидеть перед теликом, жрать поп-корн, смотреть какую-то отвратительную комедию и сожалеть о том, что не сделали все во время.
Он понимал, что она имеет в виду, и от ее слов его сердце предательски заскулило. Рациональность и логические доводы стали терять в весе, в разбитом прошлом нашлись уцелевшие фрагменты. Сомнения охватили сердце и сжали его. Деймон вырвал руки и отвернулся.
— Я женат, Бонни. Моим браком заинтересована полиция и налоговая. Я не могу ставить жизнь Викки и Кристины под угрозу.
Она опустила глаза, тоже понимая, что имеет в виду Доберман. Да Доберманом его уже было тяжело назвать. От прежней импульсивности не осталось и следа. А Бонни больше не нашла, что сказать. Она сделала свой выбор, отдавшись чувствам и Локвуду. Деймон тоже сделал выбор, тоже в пользу Локвуда. Жаль, что тот не оценивал преданности тех людей, которые им действительно дорожат.
Бонни взяла мужчину под руку, прижимаясь к нему. Им не было холодно, но им было комфортно друг с другом. Им не было страшно открыть свои души.
— Я думаю, ты бы мог заняться тем, что тебе по душе. Не только тренировками и драками, а тем, что тебя бы отвлекало.
Деймон усмехнулся:
— Я умею еще курить, но больше ни на что не способен, ты ведь знаешь…
— Я тебе говорила тоже самое, но ты уговорил меня пойти на танцы, — и вуаля! — я — королева любого танцпола. Так что тебе мешает найти себя?
Она внимательно посмотрела на него. Бонни не рассчитывала на его взгляд, но она почему-то очень рассчитывала на его ответную реплику. Стоя с ним рядом, она только сейчас поняла, что несмотря на то, что она пострадала от мужчин, она и вылечивалась благодаря им. Ее выхаживали как побитую собаку, вскармливали, взлелеивали в ласке и заботе. Деймон, Тайлер, Клаус — она помнит каждого, каждого ценит. И почти каждого любит, хоть любовь ее разная.
Ей хотелось самую малость — быть любимой.