Обвинение в убийстве
Шрифт:
– Само собой разумеется, наш договор существует исключительно в устной форме, – кивнула Аненберг, – поскольку мы не хотим оставлять никаких изобличающих нас документов. И этот договор включает в себя пункт о самороспуске.
– Пункт о самороспуске?
– Говоря юридическим языком, пункт о самороспуске устанавливает заранее оговоренные и четко сформулированные действия на тот случай, если договор будет нарушен. Он вступает в силу в тот самый момент, когда один из членов Комитета нарушит любое из наших правил.
– И каковы эти заранее оговоренные
– Пункт о самороспуске требует, чтобы Комитет был немедленно распущен. Оставшаяся документация – хотя мы и приложим все усилия, чтобы свести ее к минимуму, – будет уничтожена. Никакой иной деятельности, кроме сокрытия вылезших концов, Комитет больше вести не будет, – лицо Рейнера стало суровым. – Это и есть нулевая терпимость.
– А если кто-то захочет уйти?
– Пусть себе идет с Богом. Мы полагаем, что все происходящее останется между нами, так как одинаково изобличает любого из нас.
Аненберг добавила:
– Комитет отправится в короткий отпуск, пока мы не найдем подходящей замены.
Тим откинулся назад в кресле так, чтобы чувствовать, как пистолет прижимается к его спине.
– А если я не захочу вступать в Комитет?
– Мы будем надеяться, что как человек, потерявший дочь, вы поймете нас и позволите нам заниматься своим делом, – сказал Рейнер. – Если вы решите обратиться к властям, то имейте в виду, что никаких улик вы здесь не найдете. Мы будем все отрицать. А сказать, что слово каждого из нас имеет определенный вес в юридических кругах, – значит не сказать ничего.
Все вдруг посмотрели на Тима. Тиканье старинных часов подчеркивало воцарившееся молчание. Аненберг подошла к письменному столу, повернула ключ и достала из среднего ящика коробку темного вишневого дерева. Наклонив ее, она открыла крышку, под которой оказался блестящий 357-й армейский «Смит-энд-Вессон», утопленный в мягкой обивке. Она закрыла коробку и поставила ее на стол.
Рейнер понизил голос; казалось, он обращается только к Тиму:
– Когда люди переживают такое… предательство, как то, которое устроили вам в суде, они справляются с этим предательством по-разному. Кто-то начинает злиться, кто-то впадает в депрессию, некоторые приходят к Богу. – Одна из его бровей приподнялась, почти исчезнув под линией волос. – Что сделаете вы, мистер Рэкли?
Тим решил, что на сегодня он уже получил свою порцию вопросов, поэтому посмотрел на Дюмона:
– Как вы относитесь к тому, чтобы отойти на второй план? В оперативном смысле?
Беспокойство Дюмона и Роберта дало ему понять, что эту тему не раз обсуждали.
Аист пожал плечами и поправил очки:
– Никаких проблем.
– Они будут работать, – сказал Дюмон.
– Я спрашиваю не об этом.
– Они понимают, что группе необходим высококлассный оперативник, и мирятся с этим. – Голос Дюмона стал резким, и Тим на мгновение увидел перед собой жесткого бостонского полицейского.
Он взглянул сначала на Митчелла, потом на Роберта:
– Это правда?
Митчелл смотрел в сторону, изучая
– Вы босс.
Тим повернулся обратно к Дюмону:
– Позвоните мне, когда они будут согласны.
Дюмон подошел к нему, шаркая подошвами по ковру.
– Мы хотели бы получить ответ сейчас.
– Мы должны получить ответ сейчас, – сказал Роберт. – Нечего тут думать.
– Это не членство в тренажерном клубе, – отрезал Тим.
– Наше предложение аннулируется, как только вы выйдете за эту дверь, – сказал Рейнер.
– Так я переговоры не веду.
Митчелл процедил:
– Таковы наши условия.
– Хорошо.
Рейнер догнал Тима на улице, возле ворот:
– Мистер Рэкли, мистер Рэкли!
Лицо Рейнера покраснело, изо рта шел пар, а рубашка выбилась из под брюк. За пределами своего царства, он выглядел не таким самодовольным.
– Приношу свои извинения. Я иногда бываю… немного жестким. Мы просто очень хотим начать работу. Вы наш самый лучший вариант. Наш единственный вариант. Если вы не согласитесь вступить в Комитет, нам придется снова начинать поиски, а это долгий процесс. Подумайте еще, если вам нужно для этого время.
– Именно это я и собираюсь сделать.
Тим выехал на улицу и взглянул в зеркало заднего вида: Рейнер все еще стоял перед домом, глядя ему вслед.
13
Свернув в глухой переулок, Тим увидел Дюмона, который стоял, облокотившись о припаркованный «Линкольн», как поджидающий пассажиров шофер. Тим остановился возле него и опустил стекло.
Дюмон подмигнул:
– Трогай!
Тим оглянулся по сторонам – не видно ли кого-нибудь из соседей – и сказал:
– Сам трогай!
Дюмон кивком указал на заднее сиденье:
– Почему бы тебе со мной не прокатиться?
– Почему бы тебе не отвалить с моей улицы?
– Я хотел извиниться.
– За хамство?
– Господи Боже, конечно нет! За то, что недооценил тебя. В моем возрасте я должен был быть умнее.
Тим усмехнулся и Дюмон снова кивнул головой:
– Давай, запрыгивай.
– А почему бы тебе не прокатиться со мной?
– Справедливо.
Втиснувшись на пассажирское сиденье, Дюмон достал «Ремингтон» из кобуры на бедре и маленький пистолет из кобуры на лодыжке и положил их в средний ящик:
– Чтобы ты мог слушать, не отвлекаясь.
Тим проехал несколько кварталов, завернул на заброшенную автостоянку за старой школой Джинни и выключил фары. Дюмон дернулся, пытаясь сдержать приступ кашля. Тим уставился в ветровое стекло, делая вид, что ничего не заметил.
– Это та школа, где трое подростков устроили вечеринку со стрельбой?
– Нет, – сказал Тим. – Это в другом районе, школа для старшеклассников к югу от центра города.
– Дети стреляют в детей. – Дюмон покачал головой, фыркнул и снова покачал головой.