Обвинение
Шрифт:
Вероятно, Грог нас просто не слышал. Связь работала, но он был не в состоянии что-либо воспринимать. Да и жечь заросли десинтором было бессмысленно — двигатель уже заглох.
Грог это понял, потому что от контура вездехода на экране отделилось маленькое пятнышко и медленно двинулось дальше. Медленно — это значило, что Грог несет на руках что-то тяжелое.
Мы, не сговариваясь, бросились к люку. Никто не надел скафандра — было некогда. Это было невиданным нарушением всех правил, равно как и то, что мы покидали корабль, не оставляя в нем никого. Выводить запасной вездеход из
Мы бежали так. Бежали с той предельной скоростью, на какую был способен хорошо тренированный человек в этом разреженном воздухе — то есть едва передвигались. Мимо вездехода, запутавшегося в зеленой чаще, мы проскочили не глядя. Мы должны были догнать Грога, но так и не догнали его.
Он-то шел в скафандре.
Когда, наконец, просека осталась позади и мы выбрались на поле, Грог уже вошел в пещеру. И внес то, что он держал на руках. Теперь мы не бежали. Мы тащились из последних сил, заглатывая воздух, в котором, как мне казалось, не было ни атома кислорода. Я покосился ка Реджи — он был просто синий. Феврие шел впереди, и его лица я видеть не мог. Ветер в спину — вот что нас спасло.
Мы добрались. И последнее, что я успел подумать: хорошо, что Грог был в скафандре. А то бы ему не дойти от вездехода до пещеры, да еще со своей ношей.
Хотя что толку, что он дошел?
На самом пороге у меня перехватило дыхание, и в пещеру я вполз последним. Все стояли — семья Икси, Феврие, Скотт и этот тип — Гроннингсаетер. Стояли неподвижно, и такая мучительная тишина царила в пещере, что я просто не мог, не смел двинуться дальше порога.
А потом мои глаза привыкли к чуть мерцающему свету фосфорических камней, и я понял, что стоят все они над телом Икси, а он лежит в своем пестром арлекиньем наряде, словно ярмарочный плясун, сорвавшийся с каната.
Феврие очнулся первый. Я с ужасом подумал, что вот сейчас он станет что-то говорить, объяснять — но он просто круто повернулся, подошел к двери и остановился, чуть подавшись в сторону, словно пропуская кого-то мимо себя. Он даже не взглянул на Грога, но тот понял и медленно прошел между мной и Феврие, покидая пещеру. Мы вышли следом.
Грог шел к кораблю, шел быстро — он-то был в скафандре. Мы снова не смогли его догнать, и когда мы поднялись на борт, он уже был в своей каюте.
Феврие прямо прошел к пульту и врубил прогрев стартовых двигателей. По авральному расписанию я должен был проверять герметизацию шлюзов, но у меня в голове не укладывалось, что мы вот так и улетим, не попытавшись воспользоваться всемогуществом земной медицины и техники.
Командир вопросительно глянул на меня.
— А если квантовый реаниматор?.. — пробормотал я.
Феврие покачал головой:
— Поздно. Прошло больше сорока минут. И потом, мы даже представления не имеем об их анатомии…
— Да, — подал голос Реджи, — сорок минут — это слишком поздно. Уж можете мне поверить. Я был на Нии-Наа, когда там разыскивали группу Абакумовой. Все перемерзли. Никого не удалось отходить.
— И все-таки замерзание — это только аналогия, — устало возразил Феврие. — Здесь что-то пострашнее. Организм выключается, разом и бесповоротно,
Никогда это не будет для нас видимой причиной.
Худо, конечно, когда возле тебя нет друзей, нет близких, которые постоянно думали бы о тебе, думали заботливо и главное — бесконечно доброжелательно. От этого может стать тоскливо и неуютно, но умереть от этого — уже выше человеческого понимания. Мы знали, как свято верят в это темиряне, мы сами начинали понемногу верить в это — но вот на наших глазах от этого умер Икси — и наш разум не мог с этим примириться.
Малыш замерз еще до того, как вездеход подошел к кораблю. Он замерз сразу же, как остался один на один с этим сукиным сыном, у которого за душой не было ничего, кроме холодного любопытства.
— Старт! — сказал командир.
Около двух часов мы шли на планетарных двигателях, удаляясь от Земли Темира Кузюмова. Потом заработали генераторы космической тяги, и кибер-штурман качнул корабль, направляя курс на Землю. Командир сидел, не поднимая головы — он ждал связи с караваном встречных кораблей, уже подходивших к системе Темиры. Он махнул нам рукой, и мы бесшумно разошлись по своим каютам. Спать? Посмотрел бы я на того, кто смог бы заснуть после всего, что произошло этим вечером.
Глупо, конечно, было винить во всем одного Грога. Но в эту ночь мы иначе не могли. Надо думать, что ему самому было хуже, чем всем нам, вместе взятым, но мы его не жалели. Мы кляли его самого, и тот день, когда он получил назначение на «Молинель», и тот час, когда он ступил на Темиру.
А ведь Грогу действительно было несладко в ту ночь. Через пару недель корабль должен был приземлиться, и тогда — тогда его ждало нечто пострашнее, чем наше презрение и наша ненависть. С «Молинеля», в конце концов, он просто ушел бы. Может быть, уволился бы из космического флота.
Но он все равно бы остался младшим пилотом Гроннингсаетером, которому надлежит явиться на Ланку и перед Советом по разбору чрезвычайных поступков объявить себя убийцей. Десятки людей будут защищать его от собственной совести, никто не станет обвинять его — этого уже давным-давно не делают; все будут искать ему оправдания, но — вдруг не найдут?
И тогда ему останется всю свою жизнь пронести на душе древний, как мир, ужас убийства. Может быть, убийство это было нечаянным — юркий, как белочка, Икси мог незаметно проскользнуть в просторную кабину вездехода и спрятаться там, чтобы повторить опыт, который каждый день проделывал его отец. Грог действительно мог не заметить мальчика, но разве невольное убийство не несет такую же смерть, как и умышленное?
В шесть утра мы потянулись в рубку — я, а вскоре и Реджи. Феврие оттуда не выходил. Связи с Землей еще не было — плотный листок с донесением о случившемся лежал на пульте дальнего фона. Он оглядел нас.
— Сейчас я буду докладывать, — сказал командир. — Я хотел бы, чтобы при этом присутствовали все.
Заставить Грога присутствовать при этом сообщении было, конечно, жестокостью, но у меня не появилось никакого отзвука, кроме: ну и поделом ему, сукину сыну.
Феврие щелкнул тумблером короткого фона: