Обязалово
Шрифт:
Мономах… телами своих дочерей он мостил путь к собственной славе. И — к спасению «Святой Руси». Царские бармы из Константинополя, военные союзы с королями…
Но одну из своих дочерей он выдаёт замуж за младшего из Всеславичей. Историки дружно возмущаются: фигня! Не может такого быть! Государь, равный императорам… за мелкого князька Витебского…
Они забывают, что в момент этого бракосочетания Мономаху до величия было ещё пахать и пахать. Он даже не Великий Князь и, даже, не первый наследник по лествице. А про Немигу под Минском он очень хорошо знает от отца:
«на
Там, возле Минска, Всеслав-Чародей и Ярославичи, один из которых — отец Мономаха, положили цвет русских дружин того времени. Мономах очень не хочет повтора и закрывается от Полоцка — Витебском, от «рогволдов» — своей дочерью.
Через три года после смерти Чародея в Витебске родилась его внучка — княжна Предислава. Реинкарнация? — Не знаю — не брамин, свечку не держал.
«Кто верит в Магомета, кто — в Аллаха, кто — в Иисуса, Кто ни во что не верит — даже в черта, назло всем, — Хорошую религию придумали индусы: Что мы, отдав концы, не умираем насовсем».Снова через поколение возродилась страстность Рогнеды. А ещё — богоискательство Крестителя, оборотничество дедушки Чародея и циничная государственная мудрость дедушки Мономаха. Такой коктейль кипел в крови юной княжны и не мог не вырваться, проявиться каким-то особенным, невиданным ещё на «Святой Руси», поступком.
«И если видел смерть врага еще при этой жизни, В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз».И Чародей, и Мономах видели «смерть врага» много раз. Пришло время «зоркого глаза». Или — «острого ума».
Девочка подрастала, проявляла редкостные таланты. В частности, что для женщин здесь довольно большая редкость — в книжной премудрости. Наступил период полового созревания…
И тут Мономах пошёл в поход. Выбрал просвет в своих южных делах, «дошли руки» и до «рогволдов».
«Великий князь, собравши войско, пошёл войною дабы вразумить…». Звучит… величаво-эпически. А в реале — резня. Всеобщая бойня.
Мономах в «Поучении» хвастает: «На ту осень ходили с черниговцами и с половцами-читеевичами к Минску, захватили город и не оставили в нем ни челядина, ни скотины».
1116 год, Предславе — 12 лет. Родственники, знакомые, родственники знакомых и знакомые родственников наполняют городок, спасаясь от «милостей Мономаховых». Правда войны, реальность государственной мудрости, мерзость освящённой крестными клятвами политики… Витебск не пострадал. Потому что отец предал братьев. Мертвецы — в Минске, полон — в таборе читеевичечей, предатели в собственном дому… С кем ты, княжна?
Слава о её уме и красоте уже распространилась широко, от женихов — нет отбоя. Девочка уже созрела, и отец выбирает ей самого достойного.
Предислава — сверстница Бунинской Лолите. Но здесь не педофилия, а аристократия.
Не скажу «святорусская» — всемирная. В этом 12 веке мне попался только один случай, когда невесте было 19
Бургундская принцесса в 9 лет с крыльца кафедрального собора собирает горожан и объявляет о своём отказе выйти замуж. Не потому, что слишком юна, а потому, что жених стар. Прямое обращение к бургундской нации, перешедшее в массовые беспорядки, помогло — её свадьбу отложили. На 2 года.
На Руси проблемы слишком юных невест решаются… «гастрономически»: «Достаточно яблока и немного сахару, чтобы она оставалась спокойной», — записал свои впечатления «немец-опричник» Г. фон Штаден (середина XVI века) о более чем юной (зато «очень хорошенькой»!) дочери князя Владимира Андреевича Старицкого — Марии, выданной замуж в девять лет за двадцатитрехлетнего герцога Магнуса.
Понятно, что характеристика — «оставалась спокойной» — относится не к сидению на свадебном пиру.
Множество моих современниц-«попаданок» не понимают, что в любом средневековом обществе они — дамы 20–25 лет — являются на «брачном рынке» некондицией, вторым сортом.
Прозвище «вековуша» в отношении незамужних «дев» существовало издавна: в народе считалось, что не выходят замуж лишь физические и моральные уроды.
«Перестарок», «старая дева»… Уже в начале 20 века в России девушка вполне прогрессивных взглядов приглашает своих подруг на своё восемнадцатилетние:
— Отпразднуем мой переход в старые девы.
Пушкин, описывая героиню первой половины 19 века, говорит:
«С 13 лет её родители начали, в поисках жениха, вывозить её на балы, выдавая за семнадцатилетнюю. Так продолжалось десять лет».
Предислава «вошла в возраст», яблоко с сахаром ей уже не требовалась, пора выходить замуж. Исполнить своё предназначение, свой долг перед семьёй. Иначе — зачем кормили?
Не берусь судить — что именно «достало» Предиславу. По простоте своей могу предположить — женишок сильно противный оказался…
Рогнеда сватов прогнала, осталось в родительском доме. И — погубила его.
Предислава находит иное решение. Двенадцатилетняя девочка бежит из родительского дома к тётке — вдове одного из старших «рогволдов», игуменье женского монастыря, и принимает постриг. В 12 лет. Первая из русских княжон.
Да что может ребёнок в этом возрасте вообще понимать?! Принимать какие-то решения? Ни ума, ни понимания жизни… нормальные дети не могут справиться ни с чувствами, ни с мыслями, ни с членами своими.
Идти против воли родителя своего? — Пороть. В холодную, на хлеб, на воду. Пока блажь не пройдёт.
Не тот случай: Предислава сумела, подобно деду Чародею, очаровать, убедить свою тётушку.
Игуменья «увидела юность Предславы, ее цветущий возраст, пришла в смятение и начала телом терзаться и сердцем ужасаться. Надолго поникла она, лицо свое к земле приклонив, а затем, воззрев на юность княжны, вздохнула, и прослезилась, и молвила ей: «Чадо мое, как я могу сие сотворить? Отец твой, когда узнает, обрушит на главу мою гнев свой. Ты же еще слишком юна и не сможешь понести тяготы монашеского жития. Как ты сможешь оставить княжение и славу мира сего?».»