Обыкновенная история в необыкновенной стране
Шрифт:
Он был московским дворником, начинал еще при царе, носил тогда картуз и медную бляху на белом фартуке. Профессия эта была почетной, и все дворники Москвы были объединены в одну гильдию, связанную круговой порукой, и все они отличались особой верностью службе, своим жильцам, и место это передавалось от отца к сыну.
Охватив меня своим опытным взглядом, Семен Никанорович сразу, видимо, понял мое состояние и промолвил:
— Ты не спеши, сынок, ни в чем тут не спеши. Здесь нельзя горячиться. За лопату первый никогда не хватайся!
Только значительно позднее оценил я глубокий смысл этого лагерного завета.
Арестовали
Время было суровое, враг подходил к Москве, и НКВД не церемонился — следствие по делу об «антисоветской агитации», по статье 58–10, часть вторая, началось. На вопрос следователя, что он имел в виду, когда называл так великого вождя, Семен Никанорович сразу не ответил, он был тертый калач, а потребовал, чтобы ему предъявили газету за это число. На следующий день, подробно ознакомившись в камере с газетой, он заявил:
— Это я о Гитлере так выразился! Вот тут в статье ведь говорится, что он Москву-то хочет к концу октября захватить. Ну, верно, что идиот!
— А что вы про Верховного сказали?
— Так ведь Гитлер-то себя Верховным Главнокомандующим назначил! А про товарища Сталина как же я могу, он ведь во как в гражданскую войну воевал, беляков теснил.
Аргумент был настолько сильным, что следователь приказал арестованного тут же отвести в камеру, а сам пошел совещаться с начальством.
На следующий день Семен Никанорович вежливо спросил следователя:
— А кого же сосед по дому имел в виду, обзывая идиотом, если не Гитлера?!
Он попал в цель. Сосед был арестован через неделю, и Семен Никанорович выступал уже как свидетель. «Бумеранг, да и только!» — веселился он, рассказывая все это мне.
Но недаром говорили в НКВД: если уж мы тебя арестовали, то дело на тебя всегда найдется! И оно нашлось. Были с пристрастием опрошены все жильцы дома, и один подлец и его жена все-таки вспомнили, что Семен Никанорович в самом начале войны сказал: «Сначала страну разорили, а теперь и воевать нечем!». Схлопотал он за это, по той же статье 5 лет лагерей — срок минимальный, «детский».
В царское время в доме, где он служил дворником, проживал знаменитый ученый, академик Вернадский, геолог, создатель космогонической теории земли. Семен Никанорович о нем вспоминает:
— Этот работяга был, как ни посмотришь в пять часов утра на окно в его кабинете, уже свет, уже работает. Уважительный человек был. Как выходит из парадной утром к извозчику, видит, что я стою, сразу вопрос какой-нибудь. А после Февральской так и первый здороваться, руку подавать стал. Как-то подошел ко мне и спрашивает: «А что, Семен, царя-то сняли, теперь и жизнь будет посвободней?». А я ему в ответ: «Никак нет, Ваше Превосходительство, без царя русскому
Рассказав эту историю, Семен Никанорович после паузы добавил:
— Хороший человек был, с понятиями, но без представлений!
Три дня отдыха прошли быстро. Как я ни старался сохранить в себе болезнь, температура перестала подниматься выше 37, хотя суставы продолжали болеть. На следующий день меня выгнали на работу в ночную смену. Вся строительная площадка ночью преображалась: сотни коптящих факелов по обеим сторонам реки, прожектора создавали фантастическую картину. Конвоя пешего и конного нагнали столько, что они стояли чуть ли не в 20 метрах друг от друга. По самой строительной площадке с фонариками в руках ходили надзиратели. Почти каждые два часа по сигналу всех собирали и пересчитывали.
Снег валил мягкими хлопьями, под ногами слякоть, и люди то и дело падали.
Работа кипела, но постепенно всем становилось ясно, что сброшенный грунт пропадает впустую, так как он сразу же подхватывался течением и уносился по реке, а позади плотины образовывались огромные отмели. Невозможно было без грусти смотреть на этот бессмысленный круговорот.
Наконец, начальник нашего отделения из Долинки привез какого-то заключенного инженера-гидротехника, который «строил Днепрогэс». Донченко надоел высшему начальству своими просьбами, и ему нашли этого специалиста где-то в другом отделении. Инженер Беспалов стал его надеждой: хотя он и сидел как «вредитель», но Донченко сразу же пустил его без конвоя, поселил в отдельный домик с мебелью, приставил к нему дневального и приказал, чтобы ему носили обеды из офицерской кухни.
Беспалов был одет в старое, изношенное форменное пальто инженеров царских времен, с бархатными черными лацканами, носил темные роговые очки, а в руках почти все время держал трубку. Почувствовав послабление, он тут же начал отращивать бороду, которую, видимо, и носил всегда на воле.
Уже на следующий день он принялся с блокнотом в руках ходить по плотине и что-то записывать, а за ним, как тени, следовали сам Донченко и начальник строительства. С подобострастием они смотрели на него, не задавая никаких вопросов, теперь только он может спасти. «Спаситель» вел себя странно, он ни с кем не разговаривал, почти всю ночь что-то писал и чертил у себя в домике и, наконец, о ужас, попросил, чтобы ему нашли скрипку! Все продолжали напряженно ждать и не обращали внимания, что теперь по вечерам из домика раздавались таинственные звуки скрипки.
Через неделю он объявил, что идея проекта готова. Она состояла в том, чтобы выше по течению реки, в предгорье, создать обводной канал, по которому можно было бы отвести большую часть воды в сторону, понизить уровень в прорыве и, перекрыв его, затем опять пустить воду в плотину, направив ее в водохранилище. Единственным способом отвести быстро воду в этот канал мог стать мастерски произведенный взрыв верхнего скалистого берега реки. Место взрыва он уже наметил.
По своей простоте проект выглядел находкой. Полковник Донченко воспрял духом. В том же домике, в соседнем помещении, было срочно организовано маленькое проектное бюро, где день и ночь, сменяя друг друга, трудились чертежники и расчетчики. Уже через неделю на двух пролетках, запряженных лучшими лошадьми, начальство с инженером Беспаловым тронулось в Долинку, в Главное управление, чтобы утвердить проект.