Обжигающее солнце
Шрифт:
— Спасибо, но не сегодня.
Утром в студии, замазывая тональным кремом синяки, и по пути в университет всё, о чём я могла думать, так это о том, что случилось вчера посреди ночи. Сможет ли Намджун простить себя, ведь он намного человечнее всех моих знакомых, меня в том числе? Я признаю, что вначале испугалась, и это немного неправильно защищать его в такой ситуации, но иначе не получается.
— Йаа! Чокнутая, я ещё не закончила. — старшекурсница снова преградила мне путь, а её двое подруг только наблюдали со стороны. — Ты и твой папаша, отстаньте от Сону. Найди себе кого-нибудь
— Может, прекратишь унижаться? Выглядишь жалко. — эта девчонка раздражала меня. Она влюблена, поэтому не замечает настоящих чувств Сону и то, как отвратительно он к ней относится, но я ей открывать глаза на реальность не собираюсь.
— Это кто ещё из нас двоих жалкая? Мне-то не приходилось лечиться в больнице для душевнобольных. Что так повлияло на тебя? Самоубийство старшей сестры или всё-таки безразличное к тебе отношение родителей? — Джене было больно, и она пыталась причинить мне такую же боль.
— Лучше тебе не трогать смерть онни, иначе сильно пожалеешь об этом. — я могла бы в два счёта унизить студентку Пак, процитировав высказывание Онг Сону по поводу их отношений, но почему-то продолжала молчать.
— Из-за тебя я теряю любимого парня. Что ещё ты можешь сделать? Напишешь предсмертную записку, обвинив меня в своей гибели, как Муён обвинила вашего отца за то, что задыхалась его опекой? Ну давай. — Джена любила Сону больше, чем саму себя, на протяжении долгого времени, и, кажется, она знала обо всём, что было связано с ним.
— Какая ещё записка? О чём ты говоришь? — старшекурсница уже намеренно упоминала о том, что от меня скрывали, поэтому, не удержав своих эмоций, я схватила девушку за грудки.
— Спроси у отца или Сону, ведь это именно он первым нашёл твою сестру. И как-то раз по пьяни проболтался мне о том, что видел предсмертную записку, а ещё успел прочесть её. — с улыбкой ответила Джена, освобождаясь от моей хватки. — Всё, во что ты веришь касаемо гибели Муён, — сплошная ложь, но у тебя нет права на правду, потому что ты такая же, как и Ынсон, — бессердечная тварь. — самодовольно сказала студентка Пак, а затем кивнула своим подругам, и они вместе ушли, оставив меня в растерянности.
Предсмертная записка? Так это правда, онни сама лишила себя жизни? Но почему, что спровоцировало её к этому неверному выбору? Я действительно до этого времени слабо верила в её самоубийство, а услышав о том, что это всё-таки правда, внутри меня всё до боли сжалось, было трудно дышать. Как я могла не заметить тревог своей сестры? Как не обратила внимание на её грусть, которую чувствовала в наших телефонных разговорах?
В ночь моего отъезда в Лос-Анджелес Муён была слишком растеряна, и вместо того чтобы возмущаться бессмысленному указанию папы отправить меня в другую страну, та просто согласилась. «Так будет лучше. Мне станет спокойнее», — это последнее, что сказала онни, перед тем как я пошла на посадку вместе со своим охранником.
Вначале мне приходили в голову мысли о том, что Муён уже устала от меня и моих выходок, а затем я свалила её состояние на волнение из-за предстоящей свадьбы. Если бы тогда
Муён оставалась рядом со мной в самые трудные моменты моей жизни. И как я ей за это отплатила? Даже не смогла спасти от самой себя. Вот почему сестра самовольно ушла из жизни? Что или кто заставил её это сделать? Задаваясь вопросами, я уже чувствовала, как земля под ногами становилась мягче, поэтому ступила несколько шагов в сторону стенки и опёрлась на неё, чтобы не упасть.
Этой осенью сентябрь был очень жарким, поэтому под лучами солнца мой рассудок сыграл глупую шутку, я как будто в мираже увидела онни с глазами, полными слёз и разочарования. Муён при жизни редко улыбалась и ещё реже плакала, чтобы не волновать родителей. Так почему этот её облик всплыл в моей голове?
Я просто отвернулась от здания корпуса, в котором уже начались занятия, и уверенным шагом пошла к выходу из территории кампуса. Поймав на улице такси, я села в него и назвала адрес дома, который считаю адом. Мой день должен был начаться со скучных занятий, но он начался с волнительных звонков Намджуну и истерики, которую я собираюсь устроить родителям. Увы, это не сбылось. По приезде в Инсадонг мне сообщили о том, что Ёнын сейчас на встрече с подругами, а Ынсон улетел по делам в Китай.
— Извините, госпожа, но господин Ынсон запрещает посторонним входить в его кабинет. — горничная, которая убиралась на втором этаже, сразу обратила внимание на то, куда я уверенно шла, поэтому догнала меня и преградила собой путь.
— Чо-лига (уйди — на кор.). — сдержанно сквозь зубы сказала я.
— Но госпожа, он будет ругаться… — она начала оправдывать свои действия, и этим только злила меня.
— Пошла вон!!! — мне пришлось закричать во всё горло, чтобы спугнуть одну из верных дворняжек своего отца. Хорошо зная меня, девушка уступила.
Оказавшись в кабинете отца, я не знала, с чего начинать свои поиски предсмертной записки сестры, поэтому просматривала всё, что попадалось под руку. Меньше часа понадобилось на то, чтобы перетрясти все документы и книги, которые были в кабинете Ынсона, правда ничего из этого я не поставила на место. Папа, должно быть, хорошо спрятал то, что может навредить репутации компании, и, к сожалению, код от его сейфа мне был не известен.
— Санни, что за бардак ты устроила? — остановить меня горничная не посмела, но маму всё-таки предупредила о том, что я без позволения вошла в кабинет Ынсона.
— Уже наябедничали? Но хорошо, что пришла, скажи мне код от папиного сейфа. Уверена, ты должна его знать. — я проигнорировала вопрос матери и сделала вид, мол, ничего серьёзного сейчас не происходит, но нервы у меня сдавали.
— Успокойся и вначале объясни, что ты здесь делаешь? Зачем устроила погром? — Ёнын хотела спокойно разобраться в происходящем, но из-за этого я ещё больше злилась.
— Мама, скажи пароль. Пожалуйста. — мне было трудно сдерживаться, ещё один её отказ, и я сорвусь.