Очаги ярости
Шрифт:
— Враньё, — бросил Бек с удовольствием.
А в ответ — суета «Эссенхельда».
— Простите, что? Простите, почему?
Но великий магистр с презрительным наслаждением захлопнул свою мышеловку:
— Кай Гильденстерн точно не мог прочитать эту надпись. Знаете, почему? Потому что Кай Гильденстерн полный ноль! И в ксеноистории, и в других областях знания. Он не знал и не был способен выучить никакого языка Сида. Что скажете?
Здесь бы всё и закончить. Но «Эссенхельд» сказал. Мол, не способен ответить, будучи некомпетентным, но настоятельно предлагает… спросить
Бек тут явно почувствовал, что позиция-то слабеет. Он понизил значение перевода, объявил, что дело не в надписи. Дело в том, что Кай Гильденстерн вообще клинический идиот, ну по крайней-то мере в контексте понимания ксеноистории, а тем паче научного руководства экспедицией.
И тогда «Эссенхельд» вдруг нанёс ответный удар. Молвил:
— Позвольте вопрос, великий магистр. Если господин Гильденстерн руководить нашей экспедицией не был способен... Отчего Башня Учёных прислала именно его?
Бек удар пропустил, но не потерял лица. К сожалению, о Мендосе такого не скажешь. Покраснел, застеснялся, словно мальчишка нашкодивший. Можно подумать, он искренне верил, что в Башне Учёных всё провернули только ради него.
7
Да уж, не слишком-то было приятно на такое нарваться. Даже если плевал ты с Башни Учёных и на всех зомбаков вместе взятых, и на жизни не самых высокоценных сотрудников, а когда тебя кто пристыдит, получается всё равно некрасиво.
Будто ты виноват. Будто великий магистр виноват.
Только Бек ни за что бы не стал великим магистром, кабы не был готов в спорах стоять до конца, а коль спор безнадёжен — то резко менять предмет и громить оппонента уже с запасных позиций. Он невинно спросил:
— Михаэль Эссенхельд, да? Заканчивали Юрбургский университет? Факультет ксенозоологии? — «Эссенхельд» подтвердил.
И тогда Бек включил единственное в своём роде на Эр-Мангали приёмное устройство для голо-карт — и немедленно вывесил перед собою на голо-экран юрбургский университетский справочник.
Полистал — и немедленно принялся иронизировать:
— …вы уверены, что заканчивали Юрбург? Но вот незадача: вы не значитесь в списках выпускников. Увы, это так.
Пару минут «Эссенхельд» лишь бессмысленно препирался, но давление-то нарастало. И великий магистр Бег, а уж Рабен-то и подавно — это истинные мастера ломать судьбы.
А судьбу самозванца — ну право же, грех не сломать. Для начала вербально, а после и невербально. Ведь Башни Учёных есть чудный подвал…
Вот тогда господин «Эссенхельд» завздыхал со слезами во взоре и признался, что звать его «несколько иначе».
Но «иначе» — не имя. Между прочим, в этот-то миг к экзекуции подключился и Каспар Шлик. Пригрозил хорошенько, намекнув ещё раз на подвал, куда многих заводит непродуктивность молчания.
Уговоры
— Бьорн Ризенмахер.
Бек это имя немедля пробил по справочнику. С удивлением убедился, что всё-таки сходится: выпустился такой в минувшем году.
В общем, история выдалась поучительной. Экзаменуемый не хотел отвечать, но под давлением сдался. Хорошо бы, чтоб так было с каждым.
Глава 10. Мелочь, а неприятно
Подглава 10.1. Вид из барака
(рассказывает Педро Моралес, шахтёр, Новый Бабилон)
1
Он — Михаэль Эссенхельд. Педро Моралес так думает. Ни о каком Гильденстерне ни разу не слышал, о Ризеншнауцере тем более. Но называть его Михаэлем ни разу не приходилось. Лишь по-простому — Майком. Были ведь с ним соседями. Ну, по бараку.
Первую встречу Педро почти не запомнил. Всё же барак — многолюдное место жительства. Новенькие очень часто вселяются. Кто-то вселяется, кто-то и выбывает. Например, когда мрёт.
Кстати, и Майк заселился тогда на то место, где вышел мертвец. Нет, никакой не зомбак: его просто съели. Нет, не люди: как можно? Рептилии, хвандехвары. Да, так и ели, когда все заснут, по ночам.
Близко к началу, как только он заселился, Майку пришлось кости съеденного хоронить. Это в бараке было вообще-то не принято. Просто выбрасывали: ведь за яму никто не заплатит. Рядом с бараком, кстати воняла гора. Мусорная, вот и воняла. Майк собрал кости в тазик, но просто на гору не выбросил, а попросил для начала лопату, чтобы зарыть.
Кстати, тогда и Моралес с ним познакомился. Ведь Моралес шахтёр, лопату держать обучен. Вот и помог похоронить кости жмура. Повторяю: жмура, никакого не зомби. А верней, не совсем и жмура, а скелета. Этот самый скелет остался от Малыша Глипа. Как какого? Которого съел хвандехвар. Жуткая, нелепая смерть.
Очень прекрасно Педро запомнилось вот что. Разговор о похоронах привлёк вниманье барака. Кто-то у Майка спросил:
— Зачем зарывать? Так брось на кучу.
Он пояснил, что кости, когда неубранные, хвандехваров по новой привлекут только так. Он-то знает, он же ксенозоолог. После того пояснения не только Педро Моралес, но и рыжебородый Руперт, и долговязый Дьюи сразу прониклись к новенькому интересом. Их интерес, конечно, был о своём. Руперт о том говорил, когда Майка поблизости не было:
— Ксенозоологи — люди очень учёные, часто бывает, уходят на повышение — и тогда, может быть, не забудут и старой дружбы. Потому-то дружить с ними выгодно. Даже если они в чём-то тебе неприятны. Так-то вытерпишь пару недель, а потом тебе кто-нибудь премии выписывает до скончания дней.
А Моралес ему:
— Мечтатель! Да тебя эти все павлины первыми позабудут!
Ну а Дьюи:
— Ты прав. Но попытка — она не пытка. И ещё: ты же сам слыхал, он читал по жмуру молитву. Это значит, он совестливый.