Очаги ярости
Шрифт:
Также Кай Гильденстерн постоянно пытался выдавать какие-то сведения по своей специальности, ожидая, по-видимому, поразить учёностью спутников. Но и тут он добился, по сути, эффекта обратного. Каждый тезис из тех, кои он поспешил озвучить, удивлял своей очевидной неглубиной. Надо думать, выскочка понадеялся, что других ксеноисториков, кроме него, в экспедиции нет. Он, однако, грешил и против здравого смысла. Потому его ляпы были прекрасно заметны: а) ксенозоологу Эссенхельду; б) охраннику Смиту. И, вероятно, Оукс и Дэй отмечали их тоже, но не показывали из своих соображений. Многим являть свой природный ум мешает политика.
Так, Гильденстерн утверждал,
Кроме того, Гильденстерн, пребывая в расчищенной части «штольни» обращал внимание спутников на потолочные надписи, коих, однако, не был способен ни прочитать, ни мало-мальски толково истолковать назначение. Что характерно, ксенозоолог Майк Эссенхельд прочитать эти надписи смог, хотя не был обязан.
Чтение надписей, не совершённое Гильденстерном, было отнюдь не излишним движеньем ума, если учитывать цели, стоящие пред экспедицией. В свете происходившей совсем недавно пропажи людей всё, что было написано на потолке, обретало некий особый тревожный смысл. Сидская надпись гласила: сторож-де выставлен!
Что там за сторож, определить было трудно. Но несомненным надо признать уже то, что те сидские буквы, помещённые на потолок, предупреждали кого-то о чём-то потенциально опасном.
Глупо бы было такое не прочитать. Недальновидно с позиций техники безопасности.
В общем-то, из этих слов уже стало понятно, кто таков Гильденстерн и чего он мог стоить в качестве руководителя экспедиции.
Не говоря уже даже просто о том, что обычный квершлаг он называл «коридором».
3
Как должно быть кристально понятно из вышеизложенного, Кай и Майк (Гильденстерн с Эссенхельдом) — это разные люди, причём непохожие совершенно ни в чём, начиная с волос (блондин и тёмный шатен), продолжая областью знания (ксеноистория и ксенозоология) и заканчивая статусом в экспедиции, ну и мерой владенья учёной своей специальностью.
В этом смысле нельзя не сказать, что учёные на планете Эр-Мангали, да и не только здесь, наделяются весом и статусом иногда по контрасту с проявленными талантами. Потому как учёный начальник имеет право ни талантов, ни даже знаний не проявлять. Таково положение, но согласны с ним далеко не все. Смиту, скажем, не хочется соглашаться. Ксенозоологу Эссенхельду — тоже.
Потому изумляться не стоит, что меж ними (Эссенхельдом и Гильденстерном) разгорелся мало-помалу научный конфликт.
Гильденстерн заявлял, что как главный начальник на следствии он способен решить, хвандехваров искать, или нет. Эссенхельд объявлял, что решенье его ерунда; хвандехваров здесь нет, потому их искать не надо. Первый давил в основном на административный статус, а второй — на научные данные. Оба были, пожалуй, по-своему в чём-то правы.
Так и двигались, так и шли. Так и пререкались. Оукс и Дэй поддерживали Гильденстерна. Ведь они, как-никак, охрана от Башни Учёных; так кого же ещё им бы стоило поддержать?
По пути им встречались пробитые в потолке узкие вентиляционные шахты. Гильденстерн утверждал, что хвандехвары там. Эссенхельд отвечал, что в тех шахтах рептилий нет. Впрочем,
4
Да, как сказано, Эссенхельд с Гильденстерном — это два человека. Между ними конфликт — борьба за учёность и власть. А, поскольку их двое, то весь их конфликт развивался не где-то в уме, а в пикировке словесной. В общем, любой из троих остальных участников экспедиции мог наблюдать (в смысле слышать) все их удары словом.
5
Да, перед тем, как в составе следственной экспедиции смело проникнуть в Особую штольню, Эссенхельд заявил:
— Прежде чем мы двинемся дальше, мне хотелось бы узнать историю открытия этой штольни. Хотя бы в самых общих чертах. Это поможет определить вероятное месторасположение тварей.
А последней-то репликой он, вероятно, сбил Гильденстерна с толку. Тот ожидал, что зоолог снова начнёт утверждать, что никаких хвандехваров в шахте и близко нет, подготовил, должно быть, уже хлёсткую отповедь, а был вынужден морщиться и бормотать:
— Далась вам эта история. Между прочим, она засекречена, эксперт Эссенхельд.
А Эссенхельд:
— Значит, надо частично её рассекретить… — И обрушил потом целый вал конкретных вопросов. Дескать, его очень сильно интересует, как давно Особую штольню открыли, в каком состоянии, что за работы здесь проводили и ныне проводят, а заодно, не выходит ли «штольня» на поверхность планеты (штольни, как многим известно, должны это делать просто по определению).
Гильденстерн заявил недовольно:
— Многовато вопросов!
Но зато Барри Смит сумел на них тут же ответить. И кому же здесь лучше знать, если не ему? Он отвечал, что Особая штольня найдена очень давно. В самом деле давно, до включения «Карантина». Вид, в котором она впервые предстала пред взорами — полузасыпанный, полузатопленный (даже больше, чем полу-), но притом с удивительно сохранным орнаментом. Самые первые и неудачные в целом попытки её расчистить привели уже к обнаружению артефактов. Как тогда называли, «ксенокультурных диковин». Их назначения, ясное дело, никто не знал. Чтобы выяснить, старые власти колонии привлекли ксеноархеологов. Те, уж конечно, многое прояснили, но что именно, правду сказать, на шахте не знают. Но, должно быть, они разузнали всё же не всё, потому что исследуют те артефакты по нынешний день. Может, конечно, виною тому «Карантин» и желанье учёных хоть чем-нибудь да заняться. Но ведь и Флорес, если взглянуть с его стороны, вряд ли бы стал дармоедов откармливать, если б не видел пользы.
Кстати сказать, и расчистка Особой штольни проведена по совету из Башни Учёных. Потому что те археологи определили: ценность диковин заведомо превышает ценность руды. И не врали, ведь на артефакты сразу нашлись покупатели, мигом взвинтили ажиотажный спрос. Что касаемо руд, их стоимость вскоре просела. Потому-то на Ближней шахте занимаются больше раскопками, чем добычей руды.
Всё что Барри тогда рассказал об Особой штольне, было важно для целей следственной экспедиции. Даже больше того: это было необходимо. Без такой информации вряд ли бы что-то могло получиться вообще.