Очарованная
Шрифт:
Я стиснула зубы, расправила плечи и решила, что это господин Александр упадет на ноги при виде меня в ту ночь в столовой.
Я не видела Александра весь день. Вскоре появился татуированный телохранитель, которого я помнила по инциденту в Милане — Риддик, — который появился позади нас с миссис Уайт, когда она делала последние штрихи
Он явно не осознавал, что со мной делали последние несколько недель, проведенные в темноте. Мои уши болели от чувствительности, прислушиваясь к шороху моего длинного платья по мраморному полу, слабому свисту ветра за стеклом коридора, заполненного окнами, и тихим отрывистым голосам других слуг, сплетничающих за закрытыми дверями.
Я чувствовала запах цитрусового лака, который использовали для натирания мраморной плитки, особый вид мускуса, который исходил от антиквариата и многовековых гобеленов. Был запах самого Риддика, искусственный и мужественный, одеколон без фамильярных ноток. У миссис Уайт были гиацинты и мирты, чистое постельное белье и лосьон для рук без запаха. Сложность моего собственного аромата, этого тяжелого запаха специй с его собственным жаром, казалась мне одновременно странной и знакомой.
Это было немного с точки зрения свободы, но каждое новое нападение на мои полезные чувства было благом, и каждый шаг, который я делала, не обремененная ужасной тяжестью этих средневековых цепей, был чистой славой.
Я могла бы ходить с завязанными глазами до конца ночи, наслаждаясь свободой простых движений, но, хотя это был колоссальный дом, мы в конце концов добрались до столовой.
Я знала это не только потому, что чувствовал аппетитный аромат чеснока, помидоров и жирного мяса, но и потому, что, как только мы перешагнули через дверь, я почувствовал на себе его взгляд.
Он был таким наэлектризованным, буквально прожигая каждый открытый дюйм моей кожи, пока он оценивал меня.
И было много обнаженной кожи под вечерним платьем, которое он выбрал для меня.
Это был тот же черный шелк, что и повязка на глазах, обернутая вокруг моей головы, материал стекал по моим крутым изгибам и тощим конечностям, как масляное пятно. Две панели, закрывающие мою грудь, были узкими, обнажая обе стороны моих выпуклостей, и соединялись в виде глубокой буквы V прямо над моим пупком.
Мои соски налились камушками в прохладном домашнем сквозняке и контрастном жгучем взгляде моего Мастера.
—Подведи ее поближе, —его голос разнесся по тому, что звучало как огромная комната.
Риддик толкнул меня вперед между лопаток с такой силой, что я споткнулась о край ковра и ухватилась за спинку чего-то, похожего на стул.
— Осторожнее с товаром, Риддик, — лениво приказал Александр, как будто ему было все равно, ранена я или нет, но мысль о том,
— Да, сэр, — проворчал Риддик.
Его рука снова нашла открытую поясницу, но на этот раз он мягко подтолкнул меня вперед, пока мы оба не остановились у того, что я приняла за изголовье огромного обеденного стола.
Я резко втянула воздух, когда холодные пальцы коснулись пульса, яростно бьющегося на правой стороне моей шеи. Медленно я выпустила воздух с тихим шипением, когда эти пальцы скользнули вниз по моему горлу и по склону моей груди, чтобы остановиться на ее выпуклости .
— Меня готовили к этому с детства, — мягко сказал Александр, прижимая ладонь к моему сердцу. —Но я никогда не представлял себе, как опьяняюще будет владеть чем-то такой изысканной красоты.
— Приготовлен для этого? — спросила я, пытаясь сдернуть пелену с таинственного человека передо мной, чтобы раскрыть его истинные черты и форму.
Его смешок был просто нежным восклицанием. — Такой любопытный ум, Мышонок. Разве мы не говорили о том, сколько неприятностей это доставит тебе?
—Я не думаю, что мы действительно разговаривали вообще, —возразила я. — По крайней мере, я не знаю ничего ценного. Почему ты отплатил мне за спасение твоей жизни, разрушив мою? Почему ты держишь меня запертым в темноте с моими демонами, как душевнобольного?
— Осторожнее, — предупредил он низким рычанием, чтобы ни Риддик, ни миссис Уайт не услышали. —Мне нравится твой дух, но эта игра, в которую мы играем, — это нечто большее, чем просто удовольствие. Речь идет о выживании для нас обоих.
Я тихонько задохнулась от его слов и его пальцев, когда они ущипнули мой чувствительный сосок, и ощущение, словно направленный взрыв, пронеслось по моим нервным окончаниям.
— А теперь встань на колени, — скомандовал он достаточно громко, чтобы его голос эхом разнесся по залу и донесся до ушей всех, кто смотрит.
Я вздрогнула, когда мне пришло в голову, что действительно кто-то может наблюдать за нашей беседой. Мои уши напряглись, чтобы уловить любой окружающий шум, который мог бы выдать присутствие других посетителей.
— На колени, — снова приказал Александр.
Я упала на колени.
Было что-то, чего я не понимала в этой динамике между нами. Он был зловеще загадочным, когда я спасла ему жизнь в миланском переулке, но он не казался жестоким или садистским. Это, в сочетании с его загадочными словами о нашем взаимном выживании, поставило под вопрос всю его мотивацию унижать меня.
Поэтому я встала на колени.
И я молилась, хотя Бог никогда не был особенно добр ко мне или моим вопросам, ответы на которые освободили бы меня от моего рабства.
— Уходите, — приказал он всем, кто еще оставался в комнате.
Я выпустила мягкое выражение облегчения.
Как бы я ни хотела облегчить свою семью, удерживая Каморру на безопасном расстоянии и давая им дополнительное содержание Александра, я знала, что не хочу, чтобы меня высмеивали перед столовой, заполненной людьми.