Очарованная

Дарлинг Джиана

Мужчина уставился на меня суровыми глазами, серыми и неподатливыми, как камень. Он был не из тех, кто обсуждает свои решения с другими, не говоря уже о том, чтобы идти на уступки. В уголках его рта, в морщинках вокруг прекрасных глаз и в геометрической линии твердой челюсти было зашито высокомерие.

—Что, позвольте спросить, я получу от этого увеличения расходов?

Я выпятила подбородок вперед и сузила глаза, глядя на него. —Кто-то может сказать, что ты мне должен.

Мой отец неловко поерзал рядом со мной, совершенно не подозревая, что этот незнакомец должен мне больше,

чем просто использование моего тела в будущем.

Не так давно я ему помогла.

— Ты дашь мне беспрепятственный доступ к твоему телу и свободе без жалоб, — вежливо добавил он.

— Я не могу обещать быть полностью послушной твоим желаниям, — выдавила я.

—Ирландский, —глаза британца сузились, но в складке его полных губ была скрыта ирония. — Не совсем точное указание на ее темперамент. За 1,5 миллиона фунтов я ожидаю послушного актива.

Шеймус шагнул немного вперед меня, чтобы заблокировать мои злобно оскаленные зубы. —Вы платите за ее красоту. Ее характер может измениться со временем.

Открывающаяся и закрывающаяся за нами дверь привлекла наше внимание к пожилому мужчине, входящему в комнату. Он нес дорогой на вид портфель, а его волосы блестели, как серебряный шлем.

— Так ты готов начать? — спросил он выжидающе.

Блондин — мой будущий владелец — пренебрежительно указал на меня, что побудило старшего мужчину встать на мое место.

Я уклонилась. —Мы договорились?

Он смотрел на меня, его красивое лицо было совершенно бесстрастным. Я могла только догадываться о внутренней работе его мыслей за фасадом, и размышления об этом неизвестном приводили меня в ужас.

— У нас есть сделка, хотя теперь мне будет известно, что если вы будете слишком сильно сопротивляться, я оставляю за собой право расторгнуть нашу сделку. А теперь, — приказал он, — замолчи.

Я была неподвижна. Не потому, что я этого хотела, а потому, что привыкла подчиняться мужчинам, привыкла ставить свою безопасность выше гордыни.

—Будьте внимательны, доктор. Я не хочу тащить ее домой в Англию только для того, чтобы узнать, что она не чиста, — отрезал блондин с акцентом, напоминающим холодную британскую сталь.

Я задрожала от ярости, но все еще оставалась неподвижной, когда доктор обошел меня раз, другой и остановился рядом со мной в третий раз. Он сделал несколько быстрых заметок в блокноте, прежде чем сунуть его под мышку. Я старалась не вздрагивать, пока он поглаживал меня так, как можно осматривать лошадь, небрежными движениями вниз по моим бокам, по дерзкой выпуклости моей задницы и вниз по обеим сторонам моих бедер, внутри и снаружи. Из моих губ вырвалось шипение, когда его холодные пальцы прошлись по моей киске, прежде чем погрузиться внутрь, неглубокий толчок, который ткнул мою неповрежденную девственную плеву.

— Чисто, — констатировал доктор, убирая пальцы и вытирая их о платок, вытащенный из нагрудного кармана. —Прекрасно неповрежденная девственная плева.

— Как я уже говорил тебе, — самодовольно сказал Шеймус.

Блондин бросил на него испепеляющий взгляд. —Извините, если я не верю на слово человеку, который готов продать свою дочь, чтобы расплатиться с карточными долгами.

Я подавила слегка истерический

смех, который клокотал у меня в горле. Шеймус нахмурился, но возражений против такой констатации факта не нашлось, поэтому он промолчал. Я удивилась, откуда мой хозяин знает об обстоятельствах нашей ситуации, а затем решил,а что у кого-то, у кого достаточно денег, чтобы заплатить небольшое состояние за девушку, будет достаточно средств, чтобы узнать все, что угодно.

—Пришло время попрощаться. Перед отъездом врачу нужно будет отвести ее на кое-какие анализы, — сказал он моему отцу.

Я несколько настороженно заметила, что он вообще не смотрел на меня после первого осмотра. Почему очевидно красивый, богатый мужчина должен платить за секс?

Потому что было очевидно, что именно по этой причине меня продали. Чего еще можно желать от красивой женщины? И тогда мне стало очевидно, почему такому, как он, нужно покупать женщину… потому что его вкусы были слишком девиантными для свободной.

Я с трудом сглотнула и придвинулась ближе к отцу, хотя давно научилась не обращаться к нему за защитой.

Шеймус удивил меня, обняв меня за плечи и притянув ближе. Он поднялся в полный рост, где-то чуть больше шести футов, но даже тогда он был прискорбно ниже британца.

—Мне нужны ваши заверения, что она будет в хорошем состоянии, — сказал он, снова удивив меня.

Другой человек медленно повернул голову к нам, его темные глаза превратились в лужи глянцевых чернил, прежде чем они написали слова, совершенно пустые.

— Во-первых, убери от нее руки. Теперь она принадлежит мне, и никто, кроме меня, не тронет ее, — холодно сказал он. — Во-вторых, мистер Мур, я не буду давать таких гарантий. Я буду делать с ней, что хочу, потому что она больше не человек, а собственность. Вы можете предположить, что, учитывая те деньги, которые я в нее вкладываю, я не причиню ей слишком много вреда, по крайней мере, не настолько, чтобы испортить ее красоту или убить ее слишком быстро, но вы не заслуживаете гарантий и не гарантируете их по контракту, так что… Он сделал всего один маленький шаг вперед, но его мощное тело изогнулось, как хищник, сделавший последний шаг перед тем, как сожрать свою добычу. — Убери от нее свои грязные руки и уходи.

Я не была уверена, вздрогнул Шеймус или я, но после того, как мы оба пришли в себя, он быстро убрал руку с моих плеч и сделал большой шаг назад.

Стыд и гнев выплеснулись на мой язык, горькие и густые, как желчь. Какой отец ставит собственную безопасность выше безопасности своего ребенка?

Шеймус Мур.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, его глаза бегали от меня, как полярные магниты, но я опередила его.

— Я никогда не прощу тебя за это, — болезненно прошептала я по-итальянски, каждое слово выдавливалось из-под железного кулака, сжимавшего горло. — Мое единственное утешение, папа, это знать, что ты не перестанешь играть в азартные игры или пить и, вероятно, в ближайшие несколько лет тебя убьют. Если по какой-то необъяснимой причине этого не произойдет, если по какой-то невероятной причине я переживу это испытание, которое ты мне устроил, и увижу тебя снова, я хочу, чтобы ты знал, что я убью тебя сама.