Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира
Шрифт:
— А что стало с Лоредо после того, как фактория перешла к Каэдвену? — спросила я. — Неужели этот гад так и сидит в комендантах?
Иорвет едва заметно улыбнулся.
— Висит, — ответил он. — Вернее, висел, вместе с товарищами, список которых передал мне Геральт.
— Но как же тебе удалось это провернуть? — воскликнула я. — Белки же ушли из-под Флотзама, нелюдей выгнали из города.
— Скоя'таэли и мирные жители ушли, а бордель Гарвены остался. Лоредо сильно просчитался, когда думал, что в военном городе сохранит своё влияние, — Иорвет усмехнулся. — А вот Гарвена своё только упрочила. Один
— И ты тут совершенно ни при чём? — я прищурилась.
— Совершенно ни при чём, — кивнул Иорвет. — Лишь немного помог с формулировками писем…
***
Борх вернулся незадолго до полуночи весёлый и навеселе.
— Скажу я вам, что вы многое потеряли! — заявил он. — Глотание огня, танцевальные поединки, ритуальное сожжение…
Увидев, что Иорвет поморщился, он быстро добавил:
— Старой одежды и всякой рухляди. Весьма благоразумно для избавления от блох. А потом молодёжь ушла к реке, и что это было за зрелище! Шествие с факелами! В лагере остались одни старики, и я решил вернуться. В вашей компании я тоже ощущаю себя навроде как среди старцев, но вы хотя бы выглядите помоложе.
Я рассмеялась, и Борх, оттаяв, одобрительно посмотрел на меня.
— Юноши и девушки будут пускать по реке зажжённые шалаши, как символ будущего счастья в доме. С горы зрелище будет великолепным.
С невинным видом он возвёл очи к небу и продолжил, словно разговаривал сам с собой:
— По дороге обратно я видел, что светляки начали свой последний танец, завтра они забьются под землю на зимовку. Сегодняшняя ночь — последний шанс их увидеть. А на горе их, должно быть, видимо-невидимо.
Я умоляюще взглянула на Иорвета.
— Ты хочешь пойти? — хмуро спросил он, решившись, вероятно, не из-за того, что хотел посмотреть на чудеса, а потому что на горе не будет Борха и его болтовни.
— Идите-идите, я посторожу, — напутствовал нас Три Галки и, замурлыкав что-то под нос, развернулся к костру.
Мы отправились вверх по склону, и когда свет костра затерялся между деревьями, в темноте стали видны огоньки светлячков, разлетающихся из потревоженной нами травы. Поющих деревьев становилось всё больше, и на вершине горы вокруг круглой площадки на краю обрыва остались только они и гудели тихим многоголосьем, а между стволов мерцали неоновые жёлто-зёленые облака светлячков.
Я села на краю обрыва. От лагеря кочевников сквозь чёрный лес в сторону реки стекал извилистый огненный ручей из факелов и разливался полосой вдоль берега. А по воде, медленно удлиняясь и растягиваясь вниз по течению, уплывала флотилия горящих корабликов. Иорвет присел рядом, и мы смотрели на огни.
Ровное гудение деревьев расслоилось, и в басах вдруг стал проявляться ритм, а верхние ноты стали складываться в мелодию. Она казалась знакомой, будто я слышала её в нашем мире, и отдалённо напоминала вальс, хотя, насколько я помнила, никаких вальсов в средневековье ещё не существовало. Однако «раз-два-три, раз-два-три» в ритме слышалось всё явственнее, а мелодия набирала силу.
— Странно, что мы слышим музыку, — сказал, оглядевшись по сторонам, Иорвет.
—
Но не заслушаться было невозможно. Мелодия уже лилась полноводной рекой, приглашала, звала.
— Потанцуй со мной, — я посмотрела на Иорвета.
— Балы — это совсем не про нас с тобой, — тихо сказал он.
— Ну да, — я развернулась обратно к огням на реке. — Про нас — это кровь, котелки и дорожная пыль.
— Это гораздо больше, — ответил он и встал.
Мне не хотелось уходить, и я продолжала смотреть на реку внизу и слушала музыку.
— Яна, — негромко позвал он.
Обернувшись, я поняла, что он стоял всё это время, протянув мне руку. Я вложила ладонь в его, представив, как это могла бы сделать дама на балу, а он склонил голову, как будто был галантным кавалером. «Раз-два-три, раз-два-три», — вёл лес, и мы, поплутав в ногах и рассмеявшись, подстроились под мелодию и закружили по бальному залу на обрыве горы. Лесные духи пели, светлячки танцевали вокруг, и зерриканские звёзды вертелись и подмигивали в последние минуты последней ночи осеннего равноденствия — на пороге. На том месте, где можно оглянуться в прошлое, а можно смотреть в будущее, на том месте, где начинаются и заканчиваются все пути.
АЛТИНАДИР. Заговорщики
Поднятая тысячами ног жёлтая пыль толстым слоем осела на сапогах, впиталась в ткань одежды и поры кожи. Шаг за шагом мы продвигались в толпе, направляющейся к южным воротам Алтинадира. Гвалт, крики, скрип тележных осей, блеяние и ржание оглушали, тяжёлый запах тел, навоза и специй висел в воздухе, а зудящие от пыли глаза слепило от белоснежных городских стен и сияющих в полуденном солнце золотых крыш сторожевых башен.
Дорога отклонилась от широко разлившегося, дарящего речную прохладу Алтинина и шла в гору, на которой до самых стен не давало тени ни единого деревца.
— Осторожней, любезнейший! — Борх развернул и направил в сторону согнувшегося под мешком торговца, который крутился на месте, толкая народ, и звал затерявшихся в толпе попутчиков.
— На лошади было бы удобнее, — проворчала я под нос — утром Три Галки продал всех наших лошадей перекупщику в караван-сарае. После ночёвки в переполненном путешественниками бараке на деревянных нарах с сумкой под головой и в обнимку с оружием тело ломило, а настроение было отвратительным.
— На лошадь должен быть документ, а у вас его нет, — терпеливо повторил Борх.
Я перевесила сумку со спины на грудь и перепроверила, что в кармане лежит разрешение от Хранительниц и бумага о принадлежности на Иорвета. Сам эльф, сохраняя непроницаемое выражение на лице, шёл рядом и время от времени выставлял в сторону руку и отталкивал особенно напиравших товарищей. Чуть дальше вышагивали гружёные верблюды, а за ними виднелась примечательная группа из трёх гигантов в одежде, сшитой из шкур мехом наружу. Светло-соломенные, почти белые волосы каждого из них были собраны в косу, идущую по середине бритой с боков головы и спускающуюся ниже пояса, а лица были прекрасны, как у молодых скандинавских богов или богинь — я не смогла разобрать, были ли они юношами, либо атлетически сложенными девушками.