Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно

Любавский Матвей Кузьмич

Под давлением хронической финансовой нужды Литовско-Русское правительство в рассматриваемое время делало некоторые попытки к увеличению поступлений в господарский скарб путем улучшения хозяйства и обложения в господарских доменах, улучшения порядка сборов и усиления контроля за ними. Первая крупная попытка в этом направлении была сделана в 1514 г. В этом году разослана была «устава», т. е. инструкция державцам дворов Виленского и Трокского поветов. «Устава» предписывала державцам все лишние тяглые и специальные службы крестьян осадить «на пенязех», т. е. перевести на оброк. Это делалось частью под давлением нужды в «готовизне», частью потому, что издельная повинность и натуральная подать легче ускользали от контроля, чем оброчное обложение. Вообще вся «устава» проникнута тенденцией сократить по возможности натуральное хозяйство в господарских доменах и заменить его сбором денежных оброков с крестьян. Кроме того, «устава» стремилась точно определить, что с господарского хозяйства должен был получать державца, что должно было идти господарю. В 1529 г., когда должен был совершиться выкуп «заставленных» господарских имений и они снова переходили в распоряжение великокняжеской

администрации, издана была новая «устава» державцам дворов Виленского и Трокского поветов и «устава» державцам и тиунам Жмудской земли. В этих «уставах» оброчная тенденция выступила еще резче и определеннее, чем в «уставе» 1514 г., а господарские доходы и наместничьи перечислены с большею полнотою и обстоятельностью, охватывая не только села, но и места держав. Для наилучшего контроля и руководства державцев учреждены были писари дворов Виленского повета, Трокского, Жмудской земли и поднепрских волостей. Эти писари два раза в год должны были объезжать господарские державы и волости и брать «личбу», т. е. учитывать державцев и тиунов. Кроме того, им поручалось иногда собирать «капщинные» или «корчемные пенязи» в господарских волостях, а в поднепрских волостях – «недополнки» даней, которые местные данники вносили в скарб либо через руки наместников-державцев, либо через руки своих «старцев». Писари не ограничивались, впрочем, принятием «личбы» и сбором денег, но вмешивались в управление и, по существу, не только «пописывали», но и устанавливали вновь господарские пожитки, решали вопросы о повинностях крестьян и т. п. Так, под влиянием растущих нужд государства совершенствовалось и формировалось управление государственными имуществами Великого княжества и изменялась финансовая практика.

Тенденция к оброчной системе повинностей проявилась также и в сфере колонизационной политики Литовско-Русского правительства. Осаживая пустые земли на Подляшье, в Берестейской области, в западных частях Волыни и на Полесье, Литовско-Русское правительство измеряло эти земли на волоки и сажало колонистов на чинш, который заменял литовские тяглые службы и натуральные дани целиком или в большей части. Места и села, возникавшие на западе на «сыром корени» вновь, большею частью устраивались на немецком праве. Конечно, много тут значил пример, влияние соседней Польши, но путь этому примеру, этому влиянию облегчала усиленная погоня литовского правительства за готовым грошем.

Эта же погоня несомненно влияла и на дарование по польскому примеру Литовско-Русским городам «майтборского» или «хелминского» права. Исследователями отмечено, что широкая раздача привилегий на магдебургское право началась как раз в разгар борьбы с Московским государством, с последнего пятилетия XV в. Лихорадочная раздача этих привилегий, носящая характер какой-то моды, увлечения, заставляет видеть здесь не столько органическую реформу, подготовленную внутренним развитием Литовско-Русской городской жизни, сколько чисто внешнюю, финансовую меру.

Некоторыми исследователями все эти явления ставятся в связь с развитием денежного хозяйства на Литве и Западной Руси. Конечно, нельзя отрицать в данном случае значения прилива драгоценных металлов, увеличения денег в народном обороте. Но при всем том тенденция к замене издельных повинностей и натуральных податей денежною шла несомненно впереди совершавшейся эволюции в народно-хозяйственной жизни. Эта тенденция вызвана была и поддерживалась потребностями международной борьбы, в которую втянуто было Литовско-Русское государство. Эта борьба заставляла правительство этого государства вытягивать из населения «готовизну», т. е. деньги, во что бы то ни стало, не считаясь с тем, увеличилось или нет количество этой «готовизны» у населения. В данном случае практика Литовско-Русского правительства была совершенно та же, что и практика Петра Великого в эпоху Северной войны. И Петр вводил своего рода поголовщину и серебщину в своих чрезвычайных сборах; и Петр лихорадочно тащил деньги из всех карманов, лихорадочно улучшал управление и вводил городское самоуправление.

Литература

Любавский М. К. Литовско-русский сейм. М., 1900; Довнар-Запольский М. В. Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах. Киев, 1901. Т. 1.

XXXV. Великий вальный сейм при Сигизмунде I; начало политического возвышения шляхты

Привлечение шляхты к сеймованию и организация ее представительства; отступления от принципа представительства. Состав великого вального сейма к концу великокняжения Сигизмунда I. Избрание господаря и постановление унии как первоначальная компетенция Литовско-Русского сейма. Расширение ее постановлениями о начатии войны, о размерах военной службы с имений и о сборе серебщины при Сигизмунде I. Участие сейма в законодательстве, издание Статута 1529 г. Преобладающая роль Литовско-Русской аристократии на сеймах при Сигизмунде I. Политическое воспитание шляхты и пробуждение в ней самостоятельных стремлений к концу правления Сигизмунда I; требования выборного суда и других гарантий правосудия.

Напряженная борьба с Москвою и татарами оказала решительное влияние на расширение состава и деятельности великого вального сейма Литовско-Русского государства. Этот сейм, вошедший в государственную практику Великого княжества при Казимире, составлялся, как мы уже видели, из панов радных, «значнейшей» литовской шляхты и «старших», т. е. князей и панов областей-аннексов. Но так продолжалось до тех пор, пока великий вальный сейм решал только политические вопросы, касавшиеся унии и избрания господарей. Но уже с самого начала великокняжения Сигизмунда великие вальные сеймы стали созываться для решения таких вопросов, которые прямо и непосредственно затрагивали материальные интересы шляхты, как обложение земских имений серебщиною на военные нужды и установление размеров военной службы

с этих имений. Обходить рядовую шляхту в решении таких вопросов, как уже сказано, было неудобно как по юридическим соображениям, ввиду привилея 1447 г., так и по политическим, ввиду национально-религиозного тяготения русских областей к Москве. Поэтому на великие вальные сеймы при Сигизмунде I стала созываться не только Литовско-Русская аристократия, но и рядовая шляхта всех земель Великого княжества.

Сначала шляхта приглашалась поголовно. Представительства от нее не было, и приезжали все, кто хотел и имел возможность или надобность до господаря. Вот почему и на Виленском сейме 1507 г. имел место такой случай: присутствовавшие в случайном составе жмудские бояре не решились дать своего согласия на сбор серебщины, так как на сейме не было никого из их «старших». Поголовным же привлечением на сейм шляхты объясняется и тот факт, что начавшаяся мобилизация расстроила совещания Берестейского сейма 1511 г. Испытанные неудобства от поголовного привлечения шляхты на сеймы повели к организации представительства от шляхты. Задумав собрать в 1512 г. новый сейм в Вильно для решения вопросов, не оконченных на Берестейском сейме 1511 г., Сигизмунд распорядился, чтобы державцы собрали шляхту в своих поветах и предложили ей выбрать двоих представителей на сейм, давши им «зуполную моц». С того времени избрание шляхетских «послов» входит в обычай и окончательно устанавливается в сеймовой практике. Выборы производились под руководством местных державцев, а иногда хоружих, которые обычно также приезжали на сеймы. Однако, несмотря на организацию правильного представительства, шляхте не возбранялось присутствовать на сеймах и лично. Вследствие этого некоторые сеймы, как, например, Берестейский 1515–1516 гг. и Берестейский 1544 г., отличались большим многолюдством. Господарь на сеймах решал множество текущих дел, выдавал пожалования на имения, производил суды и т. д. Поэтому на сеймы многие шляхтичи приезжали по личным делам и также принимали, по всем данным, участие в занятиях сеймов. Шляхта участвовала viritim на тех сеймах, которые составлялись в военном лагере во время сборов земского ополчения Великого княжества Литовского. Таковы были, например, сеймы под Минском в 1507, 1520 и 1521 гг. и под Новгородком в 1538 г.

В конце концов в великокняжение Сигизмунда установился такой состав великого вального сейма: паны-рада, урядники (старосты, державцы, тиуны, хоружие), княжата и панята, и рыцарство-шляхта всех земель Великого княжества Литовского. Сверх князей и панов, состоявших в различных должностях и званиях и по ним имевших место на сейме, туда вызывались лично князья Слуцкий и Дубровицкий, все князья друцкие, лукомские, свирские, гедройтские, Сангушковичи, збаражские, заславские, корецкие, паны Хребтовичи, Кухмистровичи, Довойны, Сологубовичи, Зеновьевичи и др. Все это были лица старинных княжеских и панских фамилий, предки которых участвовали еще на сеймах времен Витовта и Свидригайлы, в большинстве крупные землевладельцы, даже паны хоруговные, выводившие свои «почты» под собственными хоругвями. По отношению к этим фамилиям, пока их не постигало окончательное захудание, держалась известная традиция, признававшая их станами, «сойму належачими». Вызывались на сеймы и православные епископы с митрополитом во главе как владельцы имений, с которых шла земская служба. В общем, можно сказать, что при Сигизмунде I состав Литовско-Русского вального сейма определился в полном объеме. Позднейшие реформы коснулись только организации шляхетского представительства, но не коснулись самих элементов, из которых слагался сейм, если не считать введение на сейм виленских бурмистров с совещательным голосом по вопросам, относившимся до Виленского места.

При Сигизмунде же на практике и частью в теории наметилась и та компетенция великого вального сейма, которая нашла себе юридическое, хотя и не полное, выражение в Литовском Статуте 1566 г. Ко времени Сигизмунда I компетенция вального сейма определилась в двух вопросах: в избрании господаря и заключении унии с Польшею. Когда предстояло избрание Александра, паны-рада сочли нужным обратиться с циркулярным приглашением на сейм к князьям, панам и земянам всех земель Великого княжества, в котором указывали, что они были завсегда «за один посполу» с Великим княжеством Литовским, и выражали надежду, что и на этот раз они будут также «посполу» с Великим княжеством и сообща с ним выберут одного из сыновей покойного короля. Значит, паны-рада признавали за землевладельцами земель-аннексов прямое право участвовать в избрании господаря. Такое же право признавали они за ними и в решении вопроса об унии. На этом основании они отказали полякам в ратификации договора об унии, заключенного в 1501 г.: на это-де не соглашаются некоторые земли, «которыи ж прислухают к великому князьству». При Сигизмунде эти выяснившиеся права оставались в силе и общегосударственному сейму, как и ранее, приходилось избирать господаря и выступать в качестве договаривающейся стороны в переговорах об унии с Польшею. Сигизмунд Август избран был преемником своему отцу на великом Виленском сейме 1522 г., а на великом Виленском сейме 1529 г. был уже возведен на великое княжение «за вольным обраньем тых же всих станов и обывателей великого князьства», по позднейшему сознанию самого Сигизмунда Августа. Переговоры о подтверждении унии велись на вальном Берестейском сейме 1511 г., на вальных сеймах Виленских 1512, 1514 и 1532 гг., и если это подтверждение не состоялось, то только потому, что Сигизмунду и полякам не удалось взять «порозумене» с панами-радою Великого княжества, с княжатами, панятами и со всеми землями, которые «привлащоны» к Великому княжеству.

При Сигизмунде на вальных сеймах стали решаться вопросы о войне. Так, на Виленском сейме 1514 г. было решено продолжать войну с Москвою; подобное же решение состоялось и на Виленском сейме 1516 г. Точно так же и в 1534 г. решение о начатии войны с Москвою состоялось на вальном Виленском сейме. Можно сказать, что за великим вальным сеймом стало уже признаваться известное право в этом отношении. По крайней мере мы знаем, что война с волошским воеводою в 1532 г. не состоялась потому, что ее не захотела шляхта-рыцарство, собранная на великом Виленском сейме.