Очертя голову, в 1982-й (Часть 1)
Шрифт:
— Ты чего? — спросил Котов, испугавшись.
— Дима, у тебя крупные неприятности.
— Уже?…
— Скоро будут. Тебе известно, что наши войска десантировались в Африке?
— Когда?
— Два часа назад. Об этом говорят в новостях, не знаю, где ты ходишь.
— В Африке?… Это не там, где нашли плутоний?
— Ляпни где-нибудь, идиот…
— А что случилось?
Лена молча кивнула на стол. Там была повестка из военкомата. Котов взял её, побледнел и опустился в кресло.
— Ладно, не плачь. Я что-нибудь придумаю.
Дима
Лена прикурила одну сигарету от другой и перешла к делу.
— Осенью, когда всё началось, в горкоме провели чистку. Те, кто остались, думали только о своей шкуре. Писали доносы, шли по трупам. Полгода не велось никакой работы, шла борьба за выживание на всех уровнях. Только по этой причине никому не было дела до тебя и твоего рока. Выжили самые ядовитые и неприхотливые.
— Потехин остался?
— Потехина больше нет. Вообще больше ничего нет. Есть жизнь, за которую нужно цепляться правдами и неправдами. Нет и никогда не было группы «Обводный канал».
Котов опустил глаза.
— Но возможно, будет какой-нибудь другой ансамбль.
— Какой?
— Такой, который будет исполнять песни советских композиторов. Такой, который будет называться… ну, хотя бы, «Юность комсомола»… Вот тогда, может быть, заведующая отделом Культуры города… оставит у себя ключи от этой квартиры.
Котов всё понял.
— И даже разрешит порвать эту повестку…
Котов опустился на колени.
На другой день Котов собрал «Обводный канал» и объявил о прекращении существования коллектива. А это уже и так было понятно. Затем он объявил об учреждении нового ансамбля — «Невский факел». Когда суть происходящего начала доходить даже до туповатого Степанова, произошло оживление. Открывшиеся перспективы переворачивали картинку обратно с головы на ноги. Скрытые возможности Лены Чебриковой были хорошо известны. Внезапная перемена участи кружила головы.
Вскоре из Москвы пришёл перечень песен, «рекомендованных к исполнению». Были среди них старые, любимые ветеранами, и новые, успевшие поступить в Главный репертуарный отдел от молодых авторов. Котов обратил внимание на имя Александра Марусина. Решив над этим на досуге поразмыслить, он предложил коллективу выбрать десяток песен для первой программы.
Лисовский сразу отметил несколько забытых песен о Сталине композитора Александрова. Каким-то непонятным образом они ему на самом деле очень нравились.
Кроме того, выбрали «Землянку», «Ночь на рейде» и «Лейся песня на просторе».
Ещё Котов предложил включить парочку свежих песен от Марусина — для ассортимента.
Оставалось не ударить в грязь лицом.
Две недели репетиций не прошли даром. Художественный совет, принимавший программу, аплодировал «Невскому факелу» стоя. Талантливый Лисовский с перепугу вложил в оркестровку столько
Котов думал о том, что теперь у него за спиной находится поддержка гигантской государственной машины в совокупности всех её механизмов. И когда это чудовище благоволит к тебе, когда оно тебя защищает, всё идёт гладко как по маслу, даже если отбросить вёсла и расслабиться. Ощущение этой невидимой мощи было приятно, невольно хотелось ей угождать. И какой же мелкой казалась теперь популярность убогого андеграунда — когда их только терпели и могли уничтожить одним щелчком, одним движением бровей… Слон и Моська. Но теперь этот Слон знает его, Моську-Котова, и благоволит к нему. Теперь он может пожаловаться Слону, если какая-нибудь сявка из военкомата или даже из органов тявкнет на него. Он полезен, его узнают и полюбят миллионы…
Этим июльским днём старший лейтенант Кизяк, вернувшись с обеда, обнаружил на своём месте Зубова. Всегда готовый к неприятностям, он остановился в дверях.
— Собирайтесь, — впервые обратился к нему Зубов на «вы».
Не то в животе, не то в груди у Александра что-то пророкотало. В следующую секунду он пошатнулся. Зубов поднялся, шагнул к нему, взял за плечи и слегка встряхнул.
— Ты что! Я же пошутил. Я хотел сказать, что командир назначил тебя начальником отдела. Понимаешь?…
— А вы?
— А я теперь первый зам.
Кизяк схватил своего однокашника за плечи, посмотрел ему в глаза и сказал:
— Я рад за тебя, Иван.
Зубов улыбнулся.
— Я тоже рад за тебя, Александр. Ведь ты теперь начальник отдела.
— Не посрамлю, обещаю. Слово коммуниста.
— Поднимись к Ежову, он тебя ждёт, — и, немного помедлив Зубов добавил: — товарищ капитан НКВД…
Стукнув на радостях кулаком по столу, Кизяк выбежал из кабинета.
В этот же день Ежов вызвал его к себе.
— Подойдите ближе. Хорошо. У вас неплохие физические данные. Немного худощавы… Голос поставлен, это важно. Зубы, наверно, острые, а?…
— Так точно, зубы здоровые, — смущённо улыбнулся Кизяк.
— Вот тут в вашем деле сказано, что ты продвигался по комсомольской линии… Первый заместитель… А вот тут, совершенно непонятно, — преподаватель физкультуры в интернате для трудновоспитуемых. Как же так?
Кизяк давно уже научился не краснеть, но щека его заметно подёрнулась.
— Не сложились личные отношения с дочерью Первого секретаря обкома, товарищ полковник. Счёл более достойным для себя уехать из города.