Очертя голову, в 1982-й (Часть 1)
Шрифт:
Карклин посмотрел на тумбу с расклеенными афишами. «Шоу монахов монастыря Шао-Линь». Шоу монахов?… Но вот, вот, самое главное: дата. 27 августа… Нет-нет, не может быть! 2001-го?… Третье тысячелетие от Рождества Христова!!
Итак, с этим следовало смириться. Он в Москве 2001 года, судя по всему, оккупированной вражеской капиталистической державой. С этим ему следовало здесь выжить. Ему?… И тут Карклина ошарашила догадка. Чтобы проверить эту догадку, нужно было позвонить по телефону.
Заметив поблизости упитанного мужчину с мобильной трубкой,
Толстяк снисходительно посмотрел на чудака, одетого в строгий «похоронный» чёрный костюм. Жалобные просьбы о медицинской помощи на него подействовали, он набрал требуемый номер, и Карклин прижал трубку к своему большому уху.
— Вас интересует Карклин? Бруно Вольфович? — удивился его лечащий врач. — Простите, а с кем я имею честь?…
— Я, видите ли, родственник… Приехал с крайнего Севера. Обстоятельства сложились так, что вот уже тринадцать лет я не видел своего родного брата…
— Тринадцать лет? В таком случае это объяснимо. Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, господин… Карклин?…
— Да! Валдис Оттович.
— Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, Валдис Оттович: вот уже тринадцать лет, день в день, ваш родной брат находится в коматозном состоянии.
— Как?!
— Между жизнью и смертью, господин Карклин. Да-да, внезапный удар без каких бы то ни было видимых причин.
— Адрес!
— Хорошо, не волнуйтесь, записывайте…
Выслушав и запомнив, Карклин сунул телефон в руки понимающе кивнувшего ему владельца. В клинике находился… кто? Он сам… или его двойник… В любом случае, кто-то из них в этом мире совершенно лишний.
Нащупав за пазухой пистолет, он пошёл на противоположную сторону улицы, к автобусной остановке.
Но едва только он ступил на пешеходную разметку, как из-за поворота на большой скорости вырулил огромный тёмно-зелёный джип.
Удар оказался не смертелен. Пострадавший, хотя и потерял сознание, но быстро пришёл в себя. Поднялся и зашагал прочь. Он не произнёс ни слова, но теперь у него была странная, деревянная походка. В его голове больше не существовало ни мыслей, ни воспоминаний. Его физическим телом управлял теперь только один, заданный за минуту до столкновения, алгоритм: проникнуть в палату к двойнику, убить его и уничтожить труп.
В ту самую секунду, когда несчастный пешеход потерял сознание, в клинике открыл глаза коматозник. Память и сознание вернулись к нему внезапно. «Проклятый идиот!» — обругал он шофёра, увидев, что находится в больничной палате.
Карклин ощупал тело — всё на месте, никаких переломов.
Он поднялся на кровати и свесил ноги. Но почему же так ослабло всё тело, кружится голова, не слушаются мышцы и ломит все косточки! Неужели он так долго провалялся здесь без сознания? Сколько — день, неделю, год или месяц?
Его телодвижения заметили через стеклянную дверь больничного коридора, началась радостная суматоха. Его уложили, над ним склонился профессор,
— Сколько я здесь? — невнятно выговорил Карклин, с трудом ворочая во рту онемевшим, словно чужим, языком.
Профессор снял и протёр очки.
— Не буду скрывать от вас правду, товарищ маршал. Тринадцать лет вы находились здесь, в бессознательном состоянии.
— Сколько?!
— Тринадцать лет. Ваши дети выросли, жена… немного изменилась. Мир тоже изменился. Мужайтесь. Мы с вами оба военные люди.
Изо всех сил наморщив ум, Карклин начал догадываться, что именно происходит с ним на этот раз.
После всестороннего обследования, ванной и лёгкого ужина, его оставили в покое. Ссылаясь на частичную потерю памяти, он узнал всё, что можно было узнать от врача, о своих последних годах активной жизни. Начиная с осени 1982-го всё было не так.
Поздно вечером, когда клиника опустела, Карклин вспомнил о том, другом теле, которое сегодня утром сбила машина. Никаких документов, удостоверяющих личность, в карманах не было. Члены Политбюро не носят в карманах документы, удостоверяющие личность. Если тело увезли в морг, необходимо дать кому-нибудь на лапу, чтобы его поскорее кремировали как неопознанное. Но что если тот человек, то тело, в котором он находился, — ещё живо?
В палату заглянула дежурная медсестра:
— Больной, Бруно Вольфович, вы ещё не спите?
— Нет, а что?
— К вам пришли.
— Кто?!
— Брат.
— Нету, нету у меня брата! Документы, документы спрашивали?!
— Да у него на лице документы — родной ваш близнец.
— Где он? Где?!
— Так он уже по лестнице поднимался. Я на лифте приехала, чтобы вы не очень волновались.
— Не пускать!.. Милицию!.. Заприте все двери!..
Карклин натянул до самых глаз одеяло.
— Ой, пойду Главному врачу позвоню, разбужу его… — всплеснула руками медсестра и убежала.
— Стойте! Не уходите!..
Но голос его был слаб, а поблизости никого уже не было.
Карклин спустился с кровати на линолеум и медленно, на четвереньках, приблизился к стеклянному шкафу. Его тело было свинцовым. Открыл дверцу и достал из металлического футляра скальпель.
В коридоре уже слышались шаги двойника.
Цепляясь за ручку и выступы дверной рамы, Карклин поднялся и прислонился спиной к стене. Слабо сжал в кулаке скальпель, поднял руку и приготовился.
Зомби распахнул дверь и шагнул в палату. Взгляд его остановился на белеющей во мраке кровати. Он вынул пистолет и взвёл курок. В этот момент Карклин взмахнул рукой и слабо ударил «брата» скальпелем в шею.
Он промахнулся: лезвие только слегка поранило кожу. Но пистолет выпал, и в следующее мгновение два Карклина вцепились друг другу в горло. Зомби сжал пальцы, медленно опустил руки, и коматозник послушно осел на пол. В горле у него засвистело, руки скользнули по измазанной кровью шее противника и бессильно упали.