Одержимый сводный брат
Шрифт:
— Черт бы тебя побрал, Кайманова, совсем сдурела? — требует голос подруги, стоит мне нажать «принять».
Я морщусь от упоминания фамилии, мне она ненавистна, даже если это просто формальность.
— Крис, погоди, — пытаюсь прервать подругу, так как не могу сейчас тратить время на разговоры с ней, но она не замолкает.
— Нет, не погоди, — почти огрызается подруга, на что я сразу же хмурюсь. — Где тебя черти носили? Ты знаешь, что устроил твой братец?
Нет, не знаю, и отчего то знать не хочу.
— Мне очень жаль, правда,
Обычно я бы впала в несусветный стыд, но сейчас я хочу одного — написать Диме.
— Ты издеваешься? — я слышу истеричные нотки в её голосе, что очень редко случается. — Лина, объясни, что случилось и где ты была.
— Я объясню честно и все обязательно расскажу: где и с кем…
Я замолкаю. Резко. Потому что из комнаты точно кто-то выкачивает весь воздух, наполняя её чем-то очень тёмным и леденящим душу. Я не вижу его, нет. Ещё не вижу, но уже точно знаю, что он стоит за моей спиной.
— Лина? — раздаётся в трубке, но я уже не слышу Крис, потому что слышу совсем другие слова.
— Лучше расскажи мне, Эвелина, с кем ты была.
Телефон падает из рук, прежде чем я поворачиваюсь и…
Пропадаю.
Просто разбиваюсь на миллион осколков, видя невероятно дикие глаза Егора.
Он слишком близко. Подкрадывается так незаметно, что моё сердце отправляется куда-то в пропасть. Оно не стучит. Совсем. И это не потому, что я боюсь его. А потому что я боюсь того, что вижу в его глазах — именно в них я оставляю своё жалкое сердце в тот момент, когда он приближается вплотную, запускает руку в мои мокрые волосы и прижимает своим телом к стене.
Глава 14. Егор
Да он, бл*ть, издевается.
Я бью по тормозам, стоит услышать от Алексея по телефону, что Лина вошла в дом.
Всё, предел, меня накрывает.
Сжимаю до побелевших костяшек руль, а в голове точно часовой механизм даёт сбой, и бомба взрывается.
Мать вашу, пять утра.
Пять, мать вашу, утра.
Я даже боюсь хоть на секунду пробовать задумываться, где она была.
Сорвёт чеку, к херам.
Сижу, буравлю взглядом пропускной пункт, но никак не решаюсь отпустить педаль. Мне нельзя сейчас туда въезжать, иначе всё — не выбраться уже будет из того болота, в котором за эту ночь погряз по горло.
Лина — это болезнь.
Язва.
Неизлечимая и постоянно кровоточащая.
Ещё немного, и это я отправлюсь в психушку, а не её мать. Меня рвёт на части от этих гребаных противоречий, хотя все до единого касаются только птички — помешан и одержим.
И мне надо с этим определённо заканчивать, иначе всё зайдёт слишком далеко.
Вновь смотрю на въезд в посёлок, мне бы чутка успокоиться да взять себя в руки, а то даже страшно представить, что могу натворить. Тянусь к бардачку, где валяется пачка сигарет. Обычно, я редко к ним прибегаю, откаты прилетают потом такие,
Откидываюсь на спинку сидения, по-прежнему глядя на въезд, как на самого злейшего своего врага. Одна медленная затяжка. Две. Три…
Да пошло оно всё.
Сигарета улетает в окно, а я наконец спускаю машину с тормоза.
Что буду делать — сам не знаю.
Как и не знал все шесть часов, что колесил по всей ближайшей округе.
В обычной ситуации я бы расценил её выходку, как протест, но после всего случившегося за весь день, я точно знал, что это ни черта не протест. Что-то большее. А я как малолетний пацан подсел на измену.
И чтоб оно было всё неладно, мне пришлось признать одну единственную вещь — я ничерта её не забыл. Не отпустило, а мои яйца всё ещё в маленьких, гадючих ручках Лины, а она даже и не догадывается, какую власть имеет надо мной. И если не соберусь, имею невероятно высокие шансы облажаться по полной программе.
Мой план работает только тогда, когда птичка рядом. И надо довести его до конца. А потом уже будет без разницы. Сорвусь не сорвусь — в глазах Лины я буду последним, в чью сторону она бросит хотя бы один взгляд. Главное, продолжать задуманное и не поддаваться никакому безрассудству.
Я даже не паркую тачку, бросаю прямо на подъездной дорожке, и сразу направляюсь в дом, как на моём пути попадается Алексей. Его глаза это что-то с чем-то. Давно я не видел, чтобы у охраны так горело одно заднее место. Он летит ко мне, собираясь на ходу вдаваться в объяснения, но я стопорю его издалека, только взмахнув рукой. Мне нет до него сейчас никакого дела. К тому же, прекрасно понимаю, что у него не было выхода. Лина пошла с козырей. И это только выкашивает ещё сильнее. Где моя робкая, послушная птичка?
И ответ приходит стоит только влететь мне в дом.
Я слышу её голос, который ничерта не похож на переживающий. Нервный и дерзкий, с тонкой ноткой остроты.
Я даже на момент подвисаю.
Да ладно, вместо того, что сидеть, как мышка и не привлекать к себе никакого внимания, голос птички звучит так, будто ей вообще нет ни до кого дела.
Я медленно поднимаюсь наверх, осознавая, что она треплется по телефону, на который я позвонил хрен знает, сколько раз, но нарывался лишь на один ответ, который посылал меня к черту. А теперь…
Всё, шоры на глаза, я уже и не понимаю, как двигаюсь, планируя ворваться в её комнату, послав любые идиотские принципы, как слышу всего несколько слов.
«Где и с кем была».
Твою мать, да у Лины просто талант отключать мой разум, потому что я больше не думаю, один шаг, и я её комнате. А плечики птички тут же вздрагивают, будто она сразу ощущает меня.
Вот теперь я верю, что она боится.
— Лучше расскажи мне, Эвелина, с кем ты была… — начинаю, но нихрена не заканчиваю, потому что мои глаза наконец видят.