Одержимый сводный брат

Ирсс Ирина

Я отступаю назад, тяжело дыша, словно сильно долго долго бежала и наконец достигла долгожданного финиша. С меня будто сваливается целая вселенная, что воздуха в лёких становится слишком много. Меня трясёт, но лихорадка какая-то даже приятная, эмоции оживают, бьются в каждой клеточки тела, будто были заперты очень очень долго где-то внутри меня. Не жила, существовала, теперь же… я будто снова дышу. И это так приятно, что я решаю не останавливаться, хотя взгляд Егора какой-то совсем настораживающий. Притихший. Будто теперь на его плечах лежит эта вселенная, и он никак не поймёт, что же с ней делать. А я не собираюсь упрощать ему задачу, желая напротив

потопить его во всей моей боли, с которой жила. С каждым словом, что мечтала сказать ему каждый день, но боялась уничтожить все окончательно, так как до последнего не покидала надежда, что Егор вновь станет собой. Не станет. А даже если станет, то мне будет глубоко без разницы, как станет относится ко мне. Я говорю ему то, что так мечтала сказать весь последний год:

— Лучше бы ты умер тогда, Кай, — шиплю со всем ядом ненависти, что накопила за всё это время. Вижу, как в глазах Егора на миг появляется непонимание. Хмурая складка бороздит лоб. Но я не собираюсь ждать, когда он созреет и вспомнит этот момент, продолжая говорить чистую правду. — Я помню, как за тебя в тот день испугалась. Тот парень из ниоткуда достал нож, а у меня будто вся жизнь перестала иметь смысл, когда только представила, что он тебя просто ранит. Я так испугалась, что даже не помню, как ты уложил его в нокаут, до последнего не могла поверить, что ты жив и с тобой всё хорошо. Так сильно испугалась, что тут же сбежала, потому что не могла больше и секунды смотреть на тебя в том грёбанном ринге, который чуть тебя не убил. А после шла домой и думала, что никогда больше не хочу испытать этого ощущения, а значит сделаю все, чтобы ты больше никогда так не огорчался… — выдаю я, но на последнем мой голос ломается.

Те чувства до сих пор сильны, их единственных я не смогла похоронить под всей этой толщей наигранной непоколебимости и твердокожести. Даже грудь стягивает спазмом, что едва не срывается всхлип, но тут же беру себя в руки. Это глубоко в прошлом, больше нет того парня, за которого так сильно боялась. И уже собираюсь продолжить, как об этом сейчас жалею, но Егор внезапно меня перебивает.

— Откуда ты знаешь про тот случай? — требует он как-то слишком серьёзно, будто бы я совершила что-то ужасное.

Хотя его глаза…

Ох, кажется я слишком много пропустила, потому что совсем не заметила того момента, когда с Егором произошли такие изменения. Это даже жалким подобием злости назвать нельзя. Он смотрит на меня так, будто от меня зависит его жизнь. Я даже дар речи на секунду теряю, совсем не помня, что он спросил.

— Лина, ответь! Откуда ты знаешь про того парня?

— Я… я… — что за чушь? Егор начинает приближаться, но я резко отступаю назад, приходя в себя и наконец отыскивая голос. — Какое это имеет значение?

Не знаю, что внезапно задумал Кайманов, но я в этом точно участвовать не собираюсь. Эти метаморфозы — чересчур подозрительны. А когда я слышу:

— Лина, пожалуйста, ответь! Это очень важно!

И вовсе окончательно теряюсь.

Егор всё продолжает приближаться, слишком ловко, пока я собираюсь с мыслями, поэтому единственное, что могу, резко выкрикнуть:

— Стой!

А сама отступаю аж на целых три шага.

— Стой на месте и не подходи ко мне! Никогда, слышишь? Больше никогда не смей даже…

Но он как будто не слышит, пробует перебить, вскидывая руки в примирительном жесте, что окончательно приводит к мысли, что он что-то задумал.

— Лина… — начинает он, но я его обрубаю.

— Нет, Егор! Катись ты к чёрту! Понял? Никакой

больше Лины или птички! Не хочу тебя ни видеть и слышать! Понятно!? — Я начинаю пятиться спиной назад, при этом ставя огромную точку. — Если ещё раз попробуешь что-то сделать мне, богом клянусь, Кайманов, ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю!

И всё, я просто пулей вылетаю из комнаты, слыша за спиной слабое: «Пожалуйста», но я от этого бегу только быстрее, хотя Егор больше и не пытается остановить. Пока сама не знаю, куда я собираюсь идти. Но знаю одно: кому я уже сегодня позвоню, чтобы сказать: «Я согласна».

Глава 19. Егор

— Кай, твою мать, — во всю матерится Рим, отталкивая меня назад от одного черта, которого не то чтобы размазать стоит, а к чертям похоронить в этой гостинной. — Успокойся, мужик! — продолжает удерживать меня Римчук, а меня уже лихорадить начинает, как необходимо добраться до грёбанного Удовиченко Макса, чтобы раз и навсегда запомнил одну единственную вещь.

Лина, бл…ь, неприкосаема!

— Успокойся? — рычу на Рима, который смотрит на меня так, будто совсем не узнает. — Да этому утырку башку открутить надо за то, что он пустил её в клуб! Тем более, на бой! Офигенно, бл. ь?

Рим ничерта не понимает.

Правильно, потому что он ещё не знает, что натворил Удав три года назад. Зато теперь знаю я. И правда меня просто выкашивает, потому что знай я её раньше…

— Этот “утырок” не оставил несовершеннолетнюю девчонку ночью на улице, — возвращая меня из мыслей, которые ещё немного и расплавят мой мозг, подаёт Удав голос из-за спины Рима, явно не собирающийся при общих друзьях спускать мне оскорбления.

Ещё бы, после такого удара в челюсть, что он успел словить от меня, пока не ввязался Рим и не оттащил, ему не особо хочется падать ниже. К тому же, пока меня держит Римчук, можно быть смелым. Вот только Рим не сможет держать меня бесконечно, а вот моё желание урыть его — вот, что останется теперь со мной навсегда.

— Да ты мне вообще “спасибо” должен сказать, зная, какие там отшиваются кадры, — бросает в догонку, а меня едва не пробивает на смех.

Спасибо? Ооо, я могу ему такое спасибо отвешать, что ещё пару месяцев будет лицезреть в зеркале мою благодарность.

— Спасибо? — всё же усмехаюсь от немыслимой наглости, держать меня за последнего идиота. — Ты только мне не заливай, какими твои были намерения, особенно, когда обеспечил ей вип зону, с которой она могла бы в подробностях расссмотреть, как меня хорошенько бы выпотрошили.

То-то же и оно, одной короткой смены выражения его лица хватает, чтобы понять, что он отчётливо слышит мой слабенький “подтекст”. Потому что мы оба знаем, о чём я говорю. Только Удав отвечает за все бои в нашем клубе, и он уже был один раз уличён в “проплаченных” результатах. Тот бой, как я догадывался, тоже был нечистым. Макс знал, что я в тот день был в самой что ни на есть поганной форме. Хорошенько накиданный, да ещё и после той самой злосчастной драки в универе, что устроил только для того, чтобы потрепать отцу нервы перед свадьбой. Не то чтобы тот парень не нарывался сам. Он начал первый, ну а я не смог отказаться от такой охрененной возможности выпустить пар. Правда, вышла тогда маленькая осечка. Парень хоть и сам нарывался, ни чуть не постеснялся побежать после к папочке, который и устроил для меня “первое и последнее” предупреждение. Но это было чуть позже.