Одержимый
Шрифт:
За считаные минуты Линдсей надел на Султана упряжь, оседлал его и оказался на спине коня, протягивая ладонь Анаис. Она оперлась на его руку и вскочила в седло, опустив ягодицы у его паха, прямо перед местом соединения его бедер. Леди, тоже в упряжи и под седлом, уже покорно ждала у ворот конюшни. Потянувшись к уздам, Линдсей обернул их вокруг руки и вывел Султана из стойла, Леди прилежно потрусила за жеребцом. Как только они оказались снаружи, Линдсей отпустил Леди и направил Султана вперед, заставляя того нестись по замерзшей земле под черным бархатным покровом ночи.
Волосы Анаис выбились из-под шпилек и откинулись назад,
Анаис напряглась всем телом и поспешила сбросить руку Линдсея, которая тут же отлетела к ее бедрам. Линдсей с мучительной остротой ощутил, как его лишили близости, которой он так наслаждался, устроив руку на этом мягком животе. Он на мгновение задался вопросом, как у женщины, считавшейся такой больной более месяца, мог быть столь восхитительно округленный живот – живот, который казался ему очень эротичным.
– У тебя такое пышное, такое сочное тело – оно буквально налито созревшей женственностью, – прошептал Линдсей, когда его обтянутая перчаткой рука снова крепко обняла ее за талию. – Как же мне нравится ощущать тебя вот так, Анаис! Твое тело создано для того, чтобы заниматься любовью с мужчиной. И я снова стану этим мужчиной, Анаис! Обязательно стану.
Глава 14
Султан встал на дыбы на краю горного хребта и, захрапев, вскинул гладкую голову. Ниже, в покрытой снегом долине, клубились последние сгустки дыма, поднимавшиеся от каменных обломков, на месте которых когда-то стоял дом Анаис. Закручиваясь, дым устремлялся в темноту ночи и исчезал, растворяясь в повисших на небе тяжелых снежных облаках.
– Ты замерзла? – спросил Линдсей. – Я чувствую, что ты вся дрожишь.
Анаис попыталась остановить поток слез, которые хлынули из глаз, стоило ей взглянуть вниз, на разрушенный дом.
– Не знаю, почему я дрожу, только мне никак не удается совладать с собой.
Линдсей привлек ее ближе, крепко обнимая за талию и согревая жаром своего тела.
– Я не подумал, когда привез тебя сюда. Прости меня.
– Нет, я рада, что ты это сделал. – Анаис немного повернулась в седле, чтобы взглянуть на него. – Я должна была увидеть все своими глазами – чтобы понять, что действительно ничего не осталось. Все, что у нас было…
– Самое важное все еще здесь, с тобой. Энн. Твои мать и отец. Слуги и лошади. Ты сама, в конце концов.
Боже праведный, я не смог бы жить, если бы ты погибла в том огне, Анаис!
Она содрогнулась от ужаса, вспомнив, каково это было – из последних сил цепляться за занавеску. Все действительно могло закончиться гораздо страшнее.
– Папа рассказал, что случилось? – спросила Анаис, снова глядя на груду почерневшего дерева. – Я думала, что он, возможно, обсуждал с тобой это сегодня днем.
Линдсей покачал головой и отвел взгляд, но она успела заметить ложь в его глазах.
– Ты не хуже меня понимаешь, что огонь мог заняться в любое время, Анаис.
Она знала обоих мужчин настолько хорошо, что им невозможно было что-либо от нее скрыть. Что-то произошло между Линдсеем и отцом Анаис этим
– Линдсей…
– Тсс, не спрашивай меня. – Он зарылся лицом в ее раздуваемые ветром волосы. – Оставь эту тему в покое. Ничто не сможет изменить то, что уже случилось. Забудь об этом. Отпусти.
«Точно так же, как наше прошлое», – пронеслось в ее голове. Впервые за прошедшие недели Анаис позволила себе задуматься: «А что, если?..» Что, если бы она не разрешила Броутону утешать себя после измены Линдсея? Что, если бы она никогда не сбежала от Линдсея куда глаза глядят?
Но всем этим «что, если» не было места в реальной жизни. «Что, если» оказалось лишь вызывающей переживания игрой, заставлявшей подвергать сомнению все, во что они когда-то верили, а заодно и выбор, который они сделали. Но даже теперь, положа руку на сердце, они понимали: этот выбор был единственным приемлемым для них.
– Я все задавался вопросом, Анаис… Ты сказала, что простила меня, а что же насчет Ребекки?
Анаис застыла в седле, буквально окостенев, ее спина стала твердой, как стальной прут. Имя бывшей подруги, произнесенное Линдсеем, оказало на Анаис странный эффект: ей вдруг показалось, что она снова начала заболевать.
С отвращением поджав губы, Анаис ответила:
– Она стала жить в городе, если это то, что ты хочешь узнать. Ходят слухи, что теперь она – любовница одного богатого джентльмена, который содержит ее и позволяет жить в городском доме на Тревор-сквер.
– Мне плевать, куда она отправилась или что сотворила со своей жизнью! – прорычал Линдсей. – Все, что я хочу узнать, – это простила ли ты ее с такой же легкостью за участие в этой омерзительной интрижке. В конце концов, именно она изменила свою внешность настолько, что смогла подмешать мне наркотик и заставить меня поверить, будто я держу в объятиях тебя.
Анаис закрыла глаза, переживая приступ боли, вызванной мучительными воспоминаниями.
– Я не простила ее. Не могу быть настолько доброй. Ненавижу ее за то, что она совершила, но понимаю, почему она это сделала. Какие еще перспективы уготованы женщинам сомнительного происхождения, обделенным деньгами? У них есть их тела и искусные приемы обольщения, только и всего. Чтобы преуспеть в этом мире, им нужно быть безжалостными. Я не могу осуждать Ребекку за то, что она не хочет провести свою жизнь гувернанткой. Но я не могу оправдать то, что ради собственных интересов она растоптала нашу дружбу и мои чувства.
– Анаис, которую я знал, никогда не стала бы оправдывать такую продажную штучку, как женщина, которая с помощью соблазна обманывает мужчину, надеясь прибрать к рукам его состояние.
– Анаис, которую ты знал, была лишь невинной, наивной девочкой, не имевшей реального представления о мире и тяготах жизни. Я всегда была защищена от суровой действительности. И никогда не знала, каково это: смотреть в неизвестное будущее. Именно поэтому я мыслила лишь в абсолютных понятиях – непреложных истинах, которым учили меня отец и гувернантка, которые диктовало общество. Но я выросла, Линдсей, и той невинной девочки больше нет. Мне пришлось сделать выбор… трудный выбор, – прошептала она. – Эти решения сформировали меня, превратив в человека, которым я сегодня являюсь. Я стала мудрее и, вероятно, отзывчивее, чем год назад. Я больше не слепая, я теперь прекрасно знаю о способах выживания.