Один день Христофора
Шрифт:
"Милое, грациозное и прелестное существо... улыбается, а глаза грустные, как у Киры... и почти плачут..." - размышлял Христофор...
Размышляя, Христофор рассеянно глянул в окно, из которого открывался вид на залив и горы, ступенями спускающиеся в воду.
День был пасмурный и серый.
Взгляд Христофора скользнул по низкому небу, обвисшему над ржавыми крышами домов.
Было время прилива... вода лениво лизала покрытые слизью камни набережной и несла вниз по течению в сторону Цепного моста баржи, груженные песком и щебнем.
У
Еще не распустившись, бегонии уже загнивали.
Из темноты прохода вышла Маргарита, немка, она обняла Христофора.
– - Давно тебя не было видно... как твои дела?..
– - Ничего...
– - Что-нибудь пишешь?..
– - А ты?..
– - Пишу... по привычке...
– - О чем?..
– - Как у властей и у противных сил проявилась страсть к хаосу, и в силу какой-такой необходимости... впрочем, нелепо приписывать хаос богу или какому-то человеку, спавшему к нам с неба и открывшему путь в преисподнюю, чтобы оставить ее пустой...
– - Это тебе Гомер наговорил?..
– - Нет... как он?.. исчез и не появляется...
– - Он умер...
– - Что?.. Гомер умер?.. вот так новость... и ты молчал... знаю, ты не обратился бы к Голиафу даже в том случае, если бы он очень хотел этого... почему Гомер не забрал его с собой?..
– - Не знаю, но догадываюсь... думаю, он и там попытался бы навести порядок...
– - Ты так похож на Гомера...
– - Вряд ли... хотя, может быть...
Христофор сел, откинулся на спинку кресла, заснул и тут же проснулся...
"Однако что-то странное мне привиделось...
– размышлял Христофор...
– Раздались выстрелы и толпа побежала, оставляя за собой падших... я был падшим... я лежал на ложе в склепе как труп, источенный червями, со многими мертвецами, сходящими в ад после смерти...
Помню, риза была намочена в крови, но кровь была не моя, чья-то...
Я встал, наследил и вышел наружу... и ниспал вниз тем, кем был прежде, существом мрака...
Я не имел в себе ничего светоносного...
Не знаю, какой смертный грех я совершил или предательство, возможно, измену?.. и почему я ниспал в это скорбное место?..
Не такое уж оно было скорбное... потеки сырости на стенах, напоминали фрески со святыми угодниками, украшенными венками красоты и славы...
Я стоял у склепа и размышлял, как мне исправить уже случившееся, когда Вика окликнула меня?..
Лицо мое было, как у беса, по выражению Вики...
Она меня не узнала...
Я не видел, а она видела и тех, кто преследовал меня... целая свора бесов с лицами гиен...
Философ называл их перебежчиками...
Помню, он говорил, что только от нас зависит быть святыми и блаженными... и что из состояния блаженства легко можно низвергнуться в пропасть погибели...
Обычно в сумерки Философ сидел в кресле на террасе или
Мне это возвышенное казалось пустым и излишним...
Меня интересовала смерть, последний враг Христа..."
– - Когда смерть покорится Христу, все вернется к началу...
– сказал Христофор вслух...
– - Что?..
– переспросила Маргарита, немка...
– - Это не мои слова... это слова дяди Гомера...
В каком-то затмении Христофор сложил в портфель книги, словари, забрал дождевик из шкафа и сломанный зонтик, глянул на часы, которые носил на правой руке, и устремился к выходу, сопровождаемый взглядами женщин, как под конвоем...
Дверь всхлипнула и захлопнулась за спиной Христофора.
На повороте улицы Христофор невольно оглянулся.
Очертания здания конторы впечатляли... это был архитектурный шедевр 19 века с фасадом, украшенным горгонами, гарпиями и химерами...
Христофор свернул за угол.
Он шел, не думая, куда идет, окунаясь, то в свет, то в тень. В тени он превращался в ребенка и катил инвалидную коляску на резиновых шинах, в которой покоилась Лиза, его двоюродная сестра.
Лизе было 13 лет.
У нее были сросшиеся ноги.
Вот и любимое место Лизы у обрыва, откуда открывались дали.
В сумерках дали наполнялись видениями и всем тем, что мы не видим и лишь воображаем, догадываемся.
Лиза обычно что-нибудь читала, а Христофор, закрепив колеса инвалидной коляски тормозом, ложился в траву.
Он лежал и смотрел в слепящую пустоту, искал там седьмое небо.
В тот день погода была пасмурная. Грязно-серые облака висели над самым обрывом и напоминали промокшие и заплатанные простыни Веры, соседки. Она принимала роды и обмывала покойников...
Христофор раскинул руки, закрыл глаза и, полный смутных предчувствий и видений, поплыл, плавно погружаясь в сон, как в воду, все глубже, словно затягиваемый в воронку...
Христофору снилась Соня...
"Она вернулась оттуда... боже, как я был рад этому визиту... все, что только я мог сказать и сделать, я сказал и сделал в порыве страсти... и пришел в себя, очнулся...
Помню, вспомнив сон, я пришел в замешательство, даже покраснел, и Лиза заметила мое смущение...
Странное состояние я испытывал в этом сне, я как будто проваливался то в прошлое, то в будущее..."
"Философ вернулся в замок... что-то пишет...
От жары и духоты у примадонны возобновились приступы астмы... она боится потерять голос...
У Вики открылись боли в пояснице...
А меня мучают и радуют сновидения, не осмелюсь описывать их содержание подробно...
Философ говорит, что если я буду продолжать в том же духе, то, пожалуй, переселюсь к Соне... или в желтый дом...
Он называет все это манией и глупостью... пишет и вздыхает... говорит, что раньше он жил, а теперь доживает, и так жалко...