Один год
Шрифт:
И сейчас, когда Жмакин вошел в часовню, Никанор Никитич тоже рассказывал о самоубийстве талантливого итальянского конструктора моторов и о том, что секрет этого, по всей вероятности замечательного мотора погиб вместе с изобретателем. Вахтер дядя Веня, всегда сердитая, с поджатыми губами уборщица Еля, мойщицы, счетовод Анна Анфилопиевна, которую звали "Антилоповна", слушали пригорюнившись, потом поднаторевший на международных вопросах кладовщик Лошадный подытожил:
– Я так считаю, товарищ Головин, что в капиталистических странах развитие различных
– Да, да, пожалуй, так! - торопливо согласился Головин. Он всегда очень быстро соглашался с Лошадным...
Жмакин немного еще послушал, потом пробрался к себе в алтарь, где теперь стояла его койка, немножко подремал, с полчасика, не больше, проснувшись, взглянул на ходики и опрометью кинулся во двор к Геннадию, который его уже ждал. Дежурный техник, тот самый давний неприятель Жмакина, который всегда расхаживал в желтой кожаной куртке - фамилия его была Цыплухин, - велел взять "девяносто шестьдесят два".
– Так она же бросовая машина! - возразил Геннадий. - На ней нормально заниматься совсем невозможно.
– Вам же ломать? - сказал Цыплухин. - Или вы хотите ломать новую?
И закусил лошадиными зубами свежую папиросу.
– Ладно, пойдем! - сказал Жмакин. - Не расходуй на него свои нервы, Геннадий. Со временем разберемся.
Вдвоем, как близкие друзья, они сели в кабину - Жмакин за руль, Геннадий сбоку. Вечер был тихий, ясный, теплый. Наморщив нос, Геннадий заговорил точно таким же голосом, каким говорил его инструктор:
– Итак, приступим! Прежде всего ознакомимся с рабочим местом водителя. Вот ваше рабочее место.
– Это где я задом сижу? - осведомился Жмакин, немножко поерзав на сиденье.
– Ага. Перед вами рулевое колесо - штурвал, в центре кнопка сигнала. Под правой рукой вы имеете рычаг коробки передач, слева рычаг ручного тормоза. Под ногами у вас слева педаль механизма сцепления, а правее рулевого колеса педаль ножного тормоза. Дальше вы имеете...
– Ладно, - сказал Жмакин, - теоретически я на все четыре ноги подкованный. Давай поехали.
– Чего, чего? - спросил Гена.
– Поехали, говорю, - повторил Жмакин. - У меня время ограниченное, я через две недели должен права иметь. И так, брат, полжизни псу под хвост ушло.
Геннадий немножко потянул носом. Тон у него стал жалобный.
– Ты погоди, Алеха, - попросил он. - Тут сначала автоматизма нужно добиться. Это не шуточки. Отработать нужно рабочее положение рычагов, чтобы не глядя на них...
– А ты не сомневайся! - жестко произнес Жмакин. - Я такой человек, что, если захочу, через месяц самолетом управлять буду. Во мне "горит огонь желаний", - сурово процитировал он. - Ты давай, Гена, не мешай, и порядок. Ясно? Короче, поехали!
Но Гена заупрямился.
Жалостным голосом он воззвал к жмакинской сознательности и рассказал, что машина дана Геннадию под его личную ответственность.
– У каждого, брат, своя история, - перебил Жмакин, - некогда нам нынче истории рассказывать.
– Тогда повторяй! - сурово велел Гена. - Что мы имеем перед собой?
– Мы имеем штурвал, - стараясь сдержать раздражение, сказал Жмакин. Имеем два тормоза - ручной и ножной, имеем стартер - вот он - пупка торчит, имеем конус, иначе сцепление, имеем акселератор и рычаг скоростей - вот оно - яблочко. Так?
– А передний щиток?
Жмакин рассказал о приборах на переднем щитке. Геннадий два раза его поправил - он стерпел, хотя поправки были пустяковые. К Геннадию он не поворачивался - глядел прямо перед собой, в смотровое стекло. Геннадий велел ему плавно выжать конус и поставить первую скорость, потом вторую, наконец четвертую.
– Может, поедем? - спросил Жмакин.
– Быстрый ты слишком! - сказал Геннадий. - Меня, знаешь, сколько долбили теоретически, пока я до практики дошел? Итак, слушай, в чем заключается фактор сцепления.
Алексей смотрел перед собой и не слушал: вот по двору, виляя бедрами, прошла мойщица Люба. Вот вернулся из часовни к себе вахтер дядя Веня. Вот пробежала сердитая Еля, размахивая локотками и стуча каблучками.
Геннадий раскраснелся, с каждой минутой он говорил все увлеченнее, потом заставил Жмакина выйти из кабины и поднять капот.
– Теперь гляди сюда со всем пристальным вниманием, - приказывал он, наклонись, не стесняйся спинку погнуть. Шоферское дело - знаешь какое? Которые себя сильно жалеют, могут попечение оставить - тогда шоферские права не про них.
Из конторки второго корпуса вышел техник Цыплухин и позвал Геннадия. Жмакин подумал, вздохнул, сел в кабину, захлопнул дверцу, поднял опущенное стекло и, сжав зубы, включил зажигание. Потом нажал стартер, выжал конус, поставил скорость и дал газу. Грузовик, как жаба, прыгнул вперед. Раздувая ноздри, Жмакин на первой скорости стал разворачивать машину. На секунду он увидел Генку, бегущего навстречу, потом Генка пропал и навстречу побежала каменная стена гаража. Жмакин сильно вертел рулевую баранку, но стены были везде. Тогда он рванул тормоз. Машина остановилась в двух шагах от стены, задрав радиатор, - передними колесами Жмакин успел въехать на кучу щебня.
Он заглушил мотор, вздохнул и закурил.
Через секунду к машине подбежал Геннадий. Пот катился с него градом, на лице была ярость. Жмакин запер кабину изнутри и сказал Гене через стекло, что машина побежала сама.
– Врешь нахально, - крикнул Геннадий и затарабанил в стекло кулаком.
– Успокойтесь, - сказал Жмакин.
Гена походил вокруг машины, покурил.
– Ну, теперь заходи, - сказал Жмакин, - только не верещать. Подумаешь, делов.
– Поставь задний ход, - сухо сказал Гена. - Теперь пять. Да не рви конус, черт паршивый.