Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе
Шрифт:
Классическая концепция дружбы подразумевала, конечно же, лишь дружбу между состоятельными гетеросексуальными и, само собой, белыми мужчинами, – и это не просто историческая сноска. Философское осмысление дружбы, направленное на равенство, представляет собой не только выражение, но и один из оплотов того, что исследовательницы в области философии и психоаналитики, такие как Люс Иригарей, Элен Сиксу и Юлия Кристева, метко называли «фаллогоцентризмом» – пониманием мира, основанным исключительно на гетеросексуальной мужской перспективе. Ни для Аристотеля, ни для Монтеня не существовало дружбы между мужчиной и женщиной или между женщиной и женщиной. Оба считали, что только мужчины высшего сословия обладают достаточными для этого интеллектуальными способностями. Такое убеждение сохранилось и в философии XX века, до сих пор откликаясь в идеях чисто мужской или женской дружбы.
Впрочем, кому, как не им, знать об этом. За 250 лет до Аристотеля поэтесса Сапфо писала в Митилене на острове Лесбос стихи не только о любви, но и о дружбе. За 400 лет до Монтеня письма ученой-энциклопедистки Хильдегарды Бингенской свидетельствовали о
50
Ср.: Yalom M., Brown Th. D. The Social Sеx: A History of Female Friendship. New York, 2015.
51
Berndt K. Narrating Friendship and the British Novel, 1760–1830. Oxon; New York, 2016.
52
Об этом см.: Faderman L. Surpassing the Love of Men. Romantic Friendship and Love Between Women from the Renaissance to the Present. New York, 1981.
Западные интеллектуалы и мыслители игнорировали, принижали или высмеивали все дружеские отношения между людьми, не принадлежащими к высшему классу белых гетеросексуальных мужчин: утверждение власти вопреки всей очевидности. Возможно, причина в том, что они втайне признавали исходившую от этих отношений угрозу патриархальному господству, и интуитивно осознавали взрывную силу такого понимания дружбы, которое не основывается на равенстве, а прославляет разнообразие жизни.
Семинар по нарциссизму и двойничеству во многом повлиял на меня сильнее всех остальных учебных курсов. Это было введение в долгую литературную и философскую историю самоотражения, в историю всех неверных путей, по которым идут люди, неспособные прорваться через границы своего представления о себе и мире, в историю непроницаемых звуковых барьеров, которые люди создают, когда ищут в других только то, что уже знают. Пусть я до сих пор не прочитал Лакана по-французски, я не раз возвращался ко многим текстам того семинара. Они определяли мое мышление во время учебы и после – настолько, что, выбрав психоанализ, я решил заняться именно лакановским.
Об этом семинаре мне напомнило прочитанное исследование о дружбе среди студентов вводного курса психологии в Лейпцигском университете. Ученые обнаружили, что те обычно дружат не столько из-за личностной схожести, сколько просто потому, что их определили в одну группу. Если студенты сидели на лекции в одном ряду, вероятность того, что они подружатся, значительно возрастала. С наибольшей вероятностью дружба возникала, если студенты сидели рядом друг с другом. Когда речь шла о том, чтобы завести друзей, случайная пространственная близость била все остальные козыри [53] .
53
Back M. D., Schmukle S. C., Egloff B. Becoming Friends by Chance // Psychological Science. 2008. 5 (19). P. 439–440.
Аналогичное исследование, проведенное в Утрехте, показало, что идеал «альтер эго» действительно играет роль в выборе друзей, но совсем не так, как считалось ранее. Чтобы подружиться, студентам вовсе не обязательно было в действительности походить друг на друга. Они воспринимали себя похожими, даже когда это было совсем не так. Студенты поддались нарциссическому стремлению к узнаванию и отражению. Им только казалось, что они повстречали единомышленников, в которых узнали и обрели себя [54] .
54
Selfhout M., Denissen J., Branje S., Meeus W. In the Eye of the Beholder: Perceived, Actual, and Peer-Rated Similarity in Personality, Communication, and Friendship Intensity During the Acquaintanceship Process // Journal of Personality and Social Psychology. 2009. 6 (96). P. 1152–1165.
Миф о дружбе в унисон не миновал даже естественные науки. Например, в одной публикации на эту тему ученые заявляют, что в неврологическом отношении друзья схожим образом воспринимают и интерпретируют мир. Подразумевается, что это сходство – изначальная
55
Напр.: Christakis N. A. Blueprint. The Evolutionary Origin of Good Society. New York, 2019. P. 254 f.
Оглядываясь на отношения с друзьями с литературоведческого семинара, я понимаю, что ощущение идентифицирующего созвучия редко было показателем того, как долго такая дружба продлится и насколько важной для меня станет. В долгосрочной перспективе искать двойника в подруге или друге – не самая мудрая стратегия. Большинство дружеских отношений выдерживают смену времен, жизненных этапов, мест, установок и личностных констелляций, только если оставить позади нарциссическое опьянение от узнавания-себя-в-другом. Только с теми, с кем мне удалось это сделать, я дружу по сей день.
Такие современные философы, как Александр Нехамас, неоднократно предлагали понимать дружбу как «организм», как нечто живое, возникающее в результате гармоничности взаимозависимых органов. Это прекрасный образ. Дружба может процветать, но может и чахнуть. Чтобы отношения продлились, необходимо разговаривать друг с другом, приобретать общий опыт, делиться эмоциями, избавляться от идеи «альтер эго». Если этого не происходит, мы превращаем друзей в «объекты дружбы», тем самым разрушая ее фундамент: настоящую личную вовлеченность, «особую форму единения», «совместность», «мы-сущностность» [56] . Так легко поддаться соблазну воспринимать друзей частью и продолжением себя, любить их за мнимое сходство с собой. Но расчет на тождественность и сопровождающее его нарциссическое присвоение в конечном счете представляет собой форму ненамеренного насилия. Поневоле недооцениваешь «Другого». Упускаешь возможность узнать, кто твой близкий человек на самом деле.
56
Eichler K.-D. Zu einer Philosophie der Freundschaft // Eichler K.-D. (Hrsg.). Philosophie der Freundschaft. Leipzig, 1999. S. 215–241, здесь – S. 225.
Как же тогда выглядит дружба без опоры на идеал единомышленника? Философ Ханна Арендт не только размышляла об этом, но и сама поддерживала много подобного рода отношений. Для нее сила и значимость дружбы заключалась как раз в живой практике плюрализма [57] . Среди ее друзей, с которыми после эмиграции в Нью-Йорк она интенсивно переписывалась и созванивалась и которых регулярно навещала несмотря на сложность логистики и финансовую затратность, было немало тех, с кем она расходилась в политических и идеологических взглядах, но кому, тем не менее, оставалась верна. Такими друзьями Арендт были известные интеллектуалы Мартин Хайдеггер, Мэри Маккарти, Уве Йонсон, Альфред Казин и Карл Ясперс [58] .
57
См. также: Nixon J. Hannah Arendt and the Politics of Friendship. London; New York, 2015, особ. P. 159–175.
58
Bormuth M. Im Spiegel Lessings oder Eine Republik der Freunde // Arendt H. Freundschaft in finsteren Zeiten. Gedanken zu Lessing. Die Lessing-Rede mit Erinnerungen von Richard Bernstein, Mary McCarty, Alfred Kazi und Jerome Kohn, herausgegeben und eingeleitet von Matthias Bormuth. Berlin, 2018.
Ханна Арендт нашла подтверждение своему пониманию дружбы в словах Готхольда Эфраима Лессинга, о чем рассказала в посвященном ему знаменитом эссе. В «Натане Мудром» он через притчу о кольце показал, что каждая из трех мировых религий может претендовать на суверенитет над истиной и что вместе с тем ни одна из них на это не способна. Мудрость Натана, его человеколюбие и открытость миру заключались прежде всего в том, что он ставил дружбу выше истины. Лессинг без колебаний пожертвовал бы истиной, даже если бы она существовала на самом деле, «ради человечности, ради возможности дружбы и разговора между людьми». Его отличает не столько понимание того, что не бывает одной истины, сколько радость от того, что ее нет, поскольку лишь в этом случае «бесконечный разговор между людьми не прекратится» [59] .
59
Арендт Х. О человечности в темные времена: мысли о Лессинге // Люди в темные времена / пер. с англ. и нем. Г. Дашевского, Б. Дубина. М.: Московская школа политических исследований, 2003. С. 38–39.