Один коп, одна рука, один сын
Шрифт:
«Спа-клуб» (неофициально — «Женский рай», поскольку им управляли женщины) в старинном доме рубежа девятнадцатого — двадцатого веков, в двух соединенных лестницей просторных квартирах, расположенных одна над другой. Желающий стать его членом ежемесячно выкладывал круглую сумму и находился под внимательным присмотром людей Фрэнси. Юханссон был обязан следить за тем, чтобы там не появился никто из его коллег-полицейских. Клиентов проводили через паркинг, и они сразу попадали на нужный этаж на маленьком лифте, построенном ничего не заподозрившими польскими рабочими. Оба этажа были хорошо
У Элизабет никогда ничего подобного не случалось. Девочки были очень преданные. Им хорошо платили, она к ним относилась чуть ли не как к дочерям. Сама она их досье не изучала, полагаясь на Ронни Д., которого знала лет двадцать и который поставлял ей только лучших шлюх. Тех, кому нравилась работа. Таких, с кем было легко иметь дело. Таких, кто не болтал лишнего, даже будучи пьяной или под кайфом. И уж точно таких, кто не прыгал из окон, тем более голой.
— Сделай так, чтоб они не трепались! — всхлипнула Элизабет, которой было до жути обидно думать, что может рухнуть дело ее жизни.
— Я это как-нибудь устрою, — пообещала Фрэнси и положила трубку.
Поразмыслив минуту, она позвонила Юханссону.
5
Диван и газовый баллончик
Поскольку это было утро среды, Фрэнси лежала, вытянувшись на диване в кабинете доктора Лундина, и изливала ему душу У него была хорошая репутация и психиатра, и психотерапевта, а поскольку Фрэнси хотелось и таблетки получить, и поговорить, и обрести какую-то замену отцу, доктор Лундин подходил идеально. На вид ему было лет шестьдесят, и выглядел он неимоверно надежным, добрым и понимающим. Спокойно откинувшись на спинку кресла рядом с диваном, доктор спросил, как поживают ее страхи.
— Да так себе, — ответила Фрэнси. — Как только перестаю работать и пытаюсь расслабиться и побыть с семьей, то сразу либо страхи находят, либо вспышки ярости. Обычно без определенной причины, во всяком случае, я ее определить не могу. Не знаю, что делать. Такое ощущение, что в башке целое море каких-то разбросанных бумажек, и сколько я ни пытаюсь привести их в порядок, их становится все больше и больше. К тому же они мне снятся, вижу будто бы пробираюсь сквозь лес намеченных дел.
— Типичный сон для человека, испытывающего стресс, — заключил доктор Лундин. — Вы слишком много работаете, а когда отдыхаете, впускаете внутрь чувства, которые пытались отключить. Вот откуда эти приступы.
— Так что же, мне надо все время работать?!
— Хотите, чтобы ваша жизнь была именно такой?
— Нет, но и по-другому не получается! Как только случается малейшая неприятность с Пером или с детьми, я срываюсь.
— А почему так происходит, как вы думаете?
— Что именно?
—
— Да нет, справляюсь, конечно, просто…
— Вы сами делаете все для того, чтобы снова попадать в этот тупик. Нужно немного успокоиться. Не хотите взять отпуск по уходу за детьми?
Фрэнси чуть не расхохоталась. Ну, конечно, доктор же не знает, чем она занимается, думает, что она — бизнесменша с большими амбициями и перетрудилась в собственной аудиторской фирме.
— Представьте, какой покажется вам ваша сегодняшняя жизнь лет через двадцать, — предложил доктор Лундин.
Вопрос оказался настолько неприятным, что Фрэнси широко открыла глаза и резко села. В глубине души она увидела вымотавшуюся и разочарованную женщину, одиноко живущую в гулкой тишине огромного особняка, которую лишь изредка навещают дети. И в глазах обоих обвинение в том, что она их бросила.
Чужие. Неужели собственные дети будут ей чужими?! Адриан уже начал отдаляться.
А Пер? К тому моменту и он уйдет. И она бы его не осудила.
— Так вы полагаете, что муж от вас уйдет? — спросил психотерапевт.
— Да, — ответила Фрэнси. — Я живу такой запутанной жизнью, что ни один мужик не выдержит.
— А может, вы сами ее усложняете? Сама выдумываете все эти кризисы и драмы?
— Возможно, но…
— Предотвратите ущерб, прежде чем он станет непоправимым. Найдите время для семьи. Почему именно вы должны работать почти круглосуточно? Побалуйте себя — зачтется.
Фрэнси уставилась на свои полные бедра. Нужно с сегодняшнего дня заняться северной ходьбой с лыжными палками. И семьей. Ей следует хотя бы попытаться изменить трагическую картину будущего. Доктор Лундин совершенно прав: почему она должна работать круглые сутки? Хватит и восьми часов. Ну, или десяти. Максимум двенадцати. В остальное время можно быть просто на связи по экстренным случаям.
Может, получится.
— Подумайте, не сменить ли вам вообще работу, чтобы были нормированный рабочий день, коллеги и постоянная зарплата, — предложил доктор. — Люди, которых мучают страхи и тревоги, обычно чувствуют себя лучше, когда живут по заведенному распорядку.
— Надо подумать, — сказала Фрэнси, которой не хотелось, чтобы психотерапевт вникал в обстоятельства ее трудовой жизни.
Наступило молчание, они сидели и слушали тиканье настенных часов. Иногда это ее успокаивало, иногда хотелось выпустить по часам автоматную очередь.
Другая работа… Пойти в службу занятости и предъявить свое резюме. Спросить, нет ли у них чего-нибудь подходящего.
Хотя когда-то она мечтала совсем о другой, вовсе не гангстерской карьере.
Думала стать пастором в какой-нибудь забытой богом деревне, с малочисленной, но верной паствой. Ведь в детстве она истово верила, в чем ее очень поощряла мама Грейс, которая, когда Фрэнси исполнилось девять, убедила девочку, что поступать так, как папа Юсеф, неправильно.
— Но ведь врагов надо убивать, — возражала Фрэнси. — Я же должна помочь папе защищать нашу семью…