Один триллион долларов
Шрифт:
– У нас есть фирмы и на Каймановых островах. Так же, как есть фирмы на острове Сарк, в Белизе, на Гибралтаре, в Панаме, которые именуются налоговым раем. Эти фирмы ничего не делают, там нет служащих, они состоят из одной строчки в торговом регистре и одной маленькой таблички на почтовом ящике. И на этих табличках значатся неброские имена, чтобы никто не видел, что они принадлежат вам. Одна из этих фирм, например, называется International Real Estate,это фирма недвижимости, которой принадлежит ваш замок и высотный дом, и они выставляют нам изрядный счет за аренду. Эта аренда уменьшает
– Разве деньги там защищены, на всех этих островах?
– Не будьте так наивны. Деньги двигаются только в компьютерах банков, с одного жесткого диска на другой. Ни один пенни не покидает эту страну, даже в форме байтов.
Джону все это показалось невероятным. Но он уже привык к тому, что оказался в области, где невероятное является нормой.
– Мне все это кажется не совсем чистым.
– А никто этого и не утверждает. Напротив, в моральном смысле это абсолютно предосудительно. Но посмотрите на статистику Международного валютного фонда: свыше двух триллионов долларов управляется в офшорных финансовых зонах. Наша позиция была бы чувствительно ослаблена, если бы мы платили налоги, а другие нет.
Джон провел ладонями по лицу.
– Каждый мелкий ремесленник должен платить налоги. Мой отец должен платить налоги. Каждый. По какому праву я должен уклоняться от этого?
Маккейн снова откинулся в своем кресле, сложил кончики пальцев и оперся на них подбородком, задумчиво разглядывая Джона.
– Вы предприниматель. Вы один из самых крупных работодателей в мире. Вы половину планеты обеспечиваете товарами повседневного спроса. Вы приносите такие результаты, которые не под силу ни одному правительству. Итак, если вы меня спросите – я не понимаю, почему ко всему этому вы должны еще и платить налоги.
– Разбойничий набег продолжается! – протрубил Маккейн, входя в свой кабинет. Несколько недель они провели в поездках по всему миру и снова сделали остановку в Лондоне, и опять все здание будто завертелось в вихре.
Под конец они вели бесчисленные переговоры с фирмами в Восточной Европе, на Ближнем Востоке и в Африке, осматривали фабричные помещения, иногда походившие на музеи или мрачные темницы бесправных рабов, видели покрытые коростой сточные трубы, из которых в реки беспрепятственно стекала вонючая, пенистая жижа, брели по нефтяной грязи и через безнадзорные свалки, всегда в сопровождении управляющего или директора, которые не могли обойтись без финансовой помощи.
– Сирийцы потребовали, чтобы мы отказались от наших инвестиций в Израиль, – рассказывал он Джону во время одного из их скудных обедов, которыми они привыкли довольствоваться чуть ли не прямо за столом переговоров. – А израильское правительство хотело, чтобы мы не инвестировали в Сирию. Я обоим сказал: послушайте, если так, я не буду инвестировать ни туда, ни сюда. И те мигом примолкли.
– Хорошая разминка, – сказал Джон, всякий раз удивляясь могуществу, вложенному в его руки.
– Кстати, мы получим государственную дотацию в
Джон растерялся.
– Неужто у нас больше нет денег?
– Не делайте такое испуганное лицо, Джон. У нас денег больше, чем когда бы то ни было. Вы можете спуститься вниз к нашим торговцам валютой и посмотреть, как они их дополнительно умножают.
– Тогда зачем нам субсидии от государства?
Маккейн отложил вилку для салата.
– Как я вам уже говорил при нашей первой встрече, одного триллиона долларов недостаточно, чтобы купить мир. Поэтому мы должны, насколько возможно, контролировать как можно больше чужих денег. И мы это делаем. Каждый доллар, который нам дает болгарское правительство, они не могут отдать ни на что другое. Они будут слабее, мы будем сильнее. А поскольку мы усилимся, в следующей подобной сделке мы сможем выторговать еще больше – и так далее. Это винт без конца.
– Понял. – Когда Джон узнавал о такого рода приемах и маневрах, у него появлялось неприятное чувство, хоть он и пытался понять, что правила игры власти именно таковы. – Но что правительство имеет с того, что мы инвестируем в его страну, если на самом деле они почти все оплачивают сами?
– Что я вам внушал? Им ясно, что мы точно так же могли бы построить фабрику чипов в Румынии или Венгрии. А так они наращивают авторитет в глазах других иностранных инвесторов. По принципу, что где инвестирует Фонтанелли, там и другим бояться нечего. – Маккейн помотал головой и с издевкой засмеялся. – Знаете, я люблю, когда все эти главы правительств во всех их дворцах, со всеми их титулами становятся в моих руках как воск. Когда я вижу, что они вдруг начинают понимать, за кем последнее слово. Что вся их власть лишь карнавальный костюм для народа. Нет никаких правительств, Джон, есть только люди в своих кабинетах. Иные из них такие дубины стоеросовые, что им приходится все объяснять. Остальным хочется быть снова избранными, поэтому для них новые рабочие места важнее, чем уравновешенное государственное хозяйство.
– Наступит время, и вы познакомитесь с тайной чудесного умножения денег, – сказал Маккейн некоторое время спустя и насмешливо добавил: – А то в последнее время вы так печетесь, как бы наши деньги не кончились.
Джон вспомнил Марвина, который в старые времена охотно поддавался на подозрительные соблазны умножения денег и пытался и его уговорить на участие в цепочках писем и подобных играх. Он уверял, что слушает его внимательно, но не ждал ничего особенного.
– Поначалу, – объяснял Маккейн, – мы учредим новую компанию. Назовем ее, скажем, Fontanelli Power.Уставная цель – торговля электроэнергией. В Европе самое позднее через четыре года этот рынок будет либерализован, так что речь идет о перспективной отрасли. В качестве уставного капитала мы внесем наши различные электростанции, так что они будут принадлежать в будущем Fontanelli Power,акции которой станут принадлежать Fontanelli Enterprises,так что в отношениях владения де-факто вначале ничего не изменится.