Один зеленый цвет
Шрифт:
Такого бурного взрыва возмущения, каким ответил хор, Перселл даже не ожидал.
– Этот номер у них не пройдет, - сказал один из членов комитета.
Его фраза стала знаменем, вокруг которого они сплотились. Они слишком высоко занеслись в своих мечтах, чтобы дать растоптать их враз. За последние несколько недель Балликон-лану доказали, что и здесь вполне возможно нечто такое, о чем ранее не только не слыхивали, но и помышлять не могли. С невиданным доселе небрежением к деньгам члены хора решили оплатить постановку, для чего несколько месяцев собирать деньги. Это означало, что спектакль откладывается, зато теперь они не были связаны
– Мерфи вводит на фабрике сверхурочные, - сказала она.
Перселл не дрогнул.
– Поздно спохватился. Он, конечно, осложнит нам жизнь, но мы справимся.
– Что бы Мерфи ни затеял, а на репетиции я ходить не перестану. И будь что будет.
– Жаль, что не все так решительно настроены, как вы, Салли, - сказал он горячо.
Салли мельком глянула на него. Но ничто в его манере не выдавало пылких чувств, он по-прежнему держался как добрый отец, старший брат.
Перселл отправился к отцу Финнегану.
– Ходят разговоры, что вы считаете "Пиратов" опереттой безнравственной. Я принес вам либретто.
– Я уже прочел либретто, - сказал отец Финнеган.
– Ну и как, по-вашему, можно считать эту оперетту безнравственной?
– Лично я так не считаю, но нравственные вопросы очень сложны. Прихожанам оперетта представляется безнравственной. Из этого можно сделать вывод, что так оно и есть.
– Из чего же, объясните мне, бога ради, это следует?
– Ну, если оперетта оскорбляет их нравственное чувство...
– Да ваши прихожане о ней и знать не знают. Они не читали либретто. А большинство и слыхом не слыхали о Гилберте и Салливене. Им внушили, что оперетта безнравственная и что вы того же мнения.
– Мне представляется сомнительным характер Рут. Женщина одна-одинешенька в пиратской шайке - кое-кому из моих прихожан это кажется подозрительным.
– А как насчет характера учителя, выбравшего "Пиратов" для постановки, он что, тоже кажется подозрительным?
Отец Финнеган пронзил Перселла взглядом и понял, что тот говорит искренне. Он отвел глаза.
– Вообще-то мне либретто не кажется безнравственным, - сказал он, чуть замешкался и с таким видом, словно его только что осенило, добавил: - Раз уж вы пришли, воспользуюсь случаем и упомяну еще об одном деле. Мне сообщили, что вы проводите много времени с магуайровской
– Ну а что подозрительного находят тут?
– сказал Перселл так вызывающе, что отец Финнеган поднял брови.
– Думаю, что ничего. Просто сплетничают.
– Зловредно сплетничают. И я знаю, кто этим занимается.
– Я понимаю, что к чему, - сказал отец Финнеган уже совсем иным тоном.
– Как я уже говорил, вы можете не сомневаться - я самым решительным образом пресеку клевету, от кого бы она ни исходила. Я просто хотел вас предупредить. Вы ведь не первый встречный-поперечный. Вы - учитель. И это в корне меняет дело. Вы начинаете озлобляться и против общественных установлений, и против меня. Вы ожесточаете свое сердце. Это пагубно.
Впервые за все их встречи разговор пошел по-человечески. Перселл был тронут тем, что священник сам так его повернул.
Он утихомирился.
– Вы ошибаетесь, отец мой, я вовсе не озлобляюсь. Просто я по-своему смотрю на вещи, но это не идет вразрез с установлениями церкви и общества. Я не делал ничего дурного.
– Этим кичился и фарисей.
– Фарисей кичился своей праведностью, я же вынужден защищаться, я не возношусь, а оправдываюсь.
– Я не сомневаюсь в чистоте ваших помыслов, - сказал отец Финнеган. И улыбнулся.
– Иначе я бы прямо так об этом и сказал.
Перселл улыбнулся в ответ.
– Боже сохрани, отец мой. Надеюсь, до этого не дойдет.
– Боже сохрани.
Отношения начинали налаживаться - отношения, взаимно уважительные, и Перселл взбодрился. Впервые за много месяцев перед, ним забрезжила надежда.
IV
Суини вскрывал только что прибывшие ящики, с костюмами и вынимал; оттуда один костюм за другим. Перселл сверялся со списком ролей. В классной царило с трудом сдерживаемое возбуждение. Пришел кое-кто из актеров, за пианино сидел неизменный любитель и, напевая фальшивым басом, подбирал одним пальцем популярную мелодию. Не было только тех, кто работал на фабрике: их после чая неожиданно оставили на сверхурочную. За последнее время фабричная администрация сорвала таким образом несколько репетиций. Перселл уговаривал ребят подчиниться указаниям администрации и не отказываться от сверхурочной. При мысли о том, к каким беспорядкам могут привести увольнения, Перселл цепенел от ужаса. И тем не менее сегодня, как доложил ему Суини, фабричные решили уйти с фабрики ровно в восемь.
– А их никак нельзя удержать?
– спросил Перселл.
– Разве с молодежью сговоришься, когда им что втемяшится, - отвечал Суини.
– Одна надежда: господь не допустит, чтобы меня из-за их продерзостей лишили пенсии.
– Флаг, вожак пиратов, - сказал Перселл, машинально ставя в списке галочку.
– Вот вроде и все, теперь остались только костюмы для оркестрантов. Что вы для них заказали?
В четверть девятого явились почти все фабричные. Они бросили работу. Перселл рассердился и так и сказал Суини.
– Теперь неприятностей не оберешься, - заявил Суини.
– Ручаюсь, по городу уже пошли разговоры.
Объясняться с виновниками не имело смысла. Еще когда они распаковывали костюмы и переодевались, Перселл почувствовал, как они возбуждены, и понял, что они и с ним не посчитаются. Молодежь затеяла буйную возню, и ему не сразу удалось построить хор, которым открываются "Пираты", и начать репетицию. Репетиция далась ему нелегко, и тем не менее прошла она хорошо. Закончили они чуть не в полночь.