Одиночество-12

Ревазов Арсен

Четыре или пять раз волна полностью перекатилась через лодку. Я бросил руль и вычерпывал воду большим ведром, которое хранилась в лодке, очевидно, для этих целей.

Когда я убедился, что очередного перехлеста волны лодка не выдержит, я вдруг вспомнил, что определенно читал у Клаузевица мысль, которая сейчас приписывается японцам. Мне показалось, что я помню эту цитату почти наизусть, хотя читал Клаузевица один раз в жизни и то давно. В своем наставлении кронпринцу он писал:

«Итак, если против нас даже сама вероятность успеха, то все же не следует считать предприятие невозможными или неразумным. Разумно

оно всегда, раз ничего лучшего мы сделать не можем. Дабы в подобном положении не потерять хладнокровия и стойкости, надо приучить себя к мысли погибнуть с честью, постоянно питать ее в своей груди и с нею свыкнуться. Будьте уверены, ваше высочество, что без этой твердой решимости ничего великого сделать нельзя даже в счастливой войне, а тем более в несчастной».

Удивительно, какие вещи могут приходить в голову в такое странное время. Все-таки в критической ситуации наше сознание изо всех занимается самосохранением. Вот так люди и успокаивают себя перед смертью.

Но мне уже пришла пора оставить в покое сознание и подумать о бренном теле. Надо было дать ему хоть какой-то шанс на спасение. Лодка была на последнем издыхании. Я – тоже.

Эх, нечего было бояться скал и отплывать так далеко в море. И вообще нечего было бояться. Я направил лодку к берегу. В это время я вдруг заметил, что вокруг меня стоит страшный грохот от волн. Странно, что я его не замечал раньше. Я пожал плечами. Делать с этой информацией мне было нечего. Грохот и грохот. Борт лодки почти сравнялся с уровнем подхватившей меня волны.

Тогда я решил, что что умереть от удара головой о камень лучше и быстрее, чем захлебываться, постепенно идя ко дну. Поэтому я схватился за весла и изо всех сил погреб к берегу, помогая мотору.

Лодку подхватила очередная волна высоты не меньше трех метров. Я бросил весла и оглянулся. До берега было уже недалеко. Меня на секунду охватило чувство полета на аттракционе в Луна-Парке, а потом к грохоту волн добавился оглушительный деревянный треск, и меня выбросило из лодки к чертовой матери.

Я упал в воду. Мне показалось, что я ударился коленом о камень, но никакой боли не было и в помине. Я стоял в воде по пояс. Вокруг меня стало гораздо тише. Камень, о который разбилась в щепки моя лодка, теперь работал по совместительству дамбой. Я, не дожидаясь следующей громадной волны, что есть силы поплелся к берегу. Сапоги, заполненные водой и намокшая ряса сильно мешали, но до сухих камней было уже совсем близко. Метров десять. Я кое-как вскарабкался на них, перевалился через огромный валун – памятник последнего ледника и, почувствовав себя на большой земле, закрыл глаза. Ни мыслей, ни чувств не было. Было желание дышать полной грудью, чтобы отдышаться.

Через какое-то время я поднялся и вылил воду из сапог. Колено начало болеть, но не очень сильно. Я залез на торчащий неподалеку высокий камень, чтобы оглядеться.

Впереди довольно далеко была вышка. Я спустился и, чуть прихрамывая, пошел прямо на нее. По дороге я устроил себе завтрак: монастырский черный хлеб, густо посыпанным солью с монастырской же освященной водой. Полиэтиленовые пакеты – великое изобретение европейской цивилизации. Через час, почти обсохнув, я подходил к бетонному ограждению аэродрома. Мое путешествие заняло меньше шести часов. Впрочем, незабываемых.

Глава 17

Я обошел аэродром по периметру и дошел до зеленых ворот с нарисованными красными

звездами. Робко постучал. Через минуту заспанный караульный открыл мне калитку. Воображаю себе его чувства. Монах в черном клобуке в полседьмого утра у ворот секретного аэродрома на крайнем севере России. Солдатик начал трясти головой. Но я не был галлюцинацией. Я был реальностью, и с ней следовало считаться. Часовой, еще не свыкнувшись с этой мыслью, хлопал белесыми глазами.

– Ты кто такой?

– Послушник Спасо-Печерского монастыря. Мне нужно срочно поговорить с твоим начальством. Зови его, или пропусти меня.

– А… Послушник. А че те надо?

Я понял, что надо быть порезче.

– Вызови начальника караула. Быстро. Вопросы есть?

– Нет. Ща, погодь.

Он боязливо закрыл калитку и появился через пару минут.

– Ща к те придут. А курить есть?

– Нет. Сам бы покурил.

– Да… У вас это, вроде, грех?

– А я бы покурил.

Караульный на всякий случай скрылся за калиткой. Через десять минут пришел начальник караула, который осмотрев меня с головы до ног, покачал головой, сказал что комэска [63] спит, а он его зампотех [64] и что я могу говорить с ним. Я убедил его, что говорить со служителем культа на улице негуманно, и он впустил меня в караулку, выгнав оттуда наряд.

63

командир эскадрильи

64

заместитель по технической части

Дальше я, на ходу сочетая ложь и правду, рассказал следующее. Я не монах, а только послушник. В монастырь попал от несчастной любви (здесь мне пришлось на секунду задуматься, нет ли в этих словах доли правды). Бросил бизнес, машину, квартиру в Москве и подался в монастырь на крайний Север. Но тут моя девушка со мной связалась, сообщила, что она попала в беду, и теперь мне, кровь из носу, надо быть дома. И чем скорее – тем лучше.

– А как это она с тобой связалась? Пароход же только через две недели будет?

– А по радио. Ты вчера Северную волну слушал? В восемь вечера. Музыкальную передачу. «Роковый час?».

– Ну, слушал. В этой жопе больше и слушать нечего. И че теперь?

Голос его звучал ехидно и подозрительно. Я поднял глаза и внимательно посмотрел на зампотеха. Лицо, как лицо. Хитрые, умные глаза светились на нем зеленым светом. Хатское владение НЛП мне бы сейчас пригодилось. Но научить меня ему не успели.

– А там ди-джей передавал привет Иосифу Мезенину, слышал?

– Ну, слышал. Я еще удивился, кто это такой. У наших частях таких вроде нет, а других частей здесь на тысячу верст в округе не сыскать. Я подумал, может, морячок какой.

– Так это я. Иосиф Мезенин – это я.

– Ты? И она тебя по радио нашла? Высокие у вас отношения. И че ты хочешь?

– В Москву. Хочу в Москву. На самолете.

– А… На самолете… В Москву. На стратегическом бомбардировщике? Понятно! Может, в Нью-Йорк? А то у нас маршрут проложен. Карты есть.

– В Нью-Йорк потом. Сначала в Москву. Но я заплачу.

– Заплачу… У тебя прямо под рясой деньги есть?

– Деньги есть в Москве. Здесь нет. Но есть залог.

– Какой еще залог?